Клубок со змеями - Павел Сергеевич Марков

В пещере царил полумрак. Темнота окутывала каменистые углы и приятно контрастировала с мощным пучком света, проникающим внутрь сквозь вход между скалами. Три молчаливые фигуры стояли в этом естественном укрытии, созданном силами природы, и молчаливо осматривали дюжину больших деревянных сундуков. Те до отказа были забиты всевозможными драгоценностями.

— Боги милостивые, да этого добра нам хватит до скончания времен! — восхищенно прошептал Гасан, жадным взглядом осматривая несметные сокровища.

— Если прибавить сюда то, что мы вывезли из Вавилона, то и на больший срок, — поддакнул Себекхотеп, а затем, повернувшись к Бастет, добавил, — господин Саргон был прав. Теперь можно закончить с грабежом и насладиться жизнью в полной мере.

Нубийка не ответила. Закусив нижнюю губу, она продолжала смотреть на богатства таким взглядом, словно перед ней стояли ящики с гнилыми фруктами. Себекхотеп недоуменно воззрился на Гасана, и тот кивком предложил выйти.

Тройка верблюдов, привязанная к колышкам неподалеку, лежала на горячем песке, покорно ожидая, когда их хозяева решат двинуться в обратный путь.

— Что с ней? — спросил египтянин, когда они отошли.

— А ты че, не догадываешься че ли, — ухмыльнулся Гасан, облокачиваясь о шершавую поверхность скалы и скрещивая руки на груди.

Себекхотеп пожал плечами:

— Найдет другого.

— Может, она не хочет искать другого?

— Глупость, — египтянин махнул рукой, — пройдет время, и она станет прежней.

— А ты бы на ее месте стал?

Себекхотеп смерил презрительным взглядом мадианитянина, стоявшего с дурацкой улыбкой на устах:

— Я бы не стал привязываться к кому-либо.

— Но ты-то не она, — усмехнулся Гасан.

Египтянин отвернулся, скривившись, словно съел кислый фрукт:

— Довольно с меня пустой болтовни. Идем, поможешь мне снять тюки с верблюдов. Вывезем первую часть сокровищ в оазис…

Он не договорил. Крепкая рука зажала ему рот и ноздри, а затем Себекхотеп почувствовал, как что-то холодное и острое проходит через его нагрудник со спины, словно нож сквозь масло. Миг, и лезвие клинка, вышедшее из груди, заблестело на жарком полуденном солнце. Верблюды тревожно заворчали.

— Тише, тише, мои горбатые друзья! — нарочито громко воскликнул Гасан. — Это просто сильный ветер.

Ухватив египтянина под мышки, он резво потащил его к подножию утеса, подальше от встревоженных животных. Убедившись, что им ничто не угрожает, верблюды затихли, вновь приняв горизонтальное положение.

Прислонив безжизненное тело к скале, Гасан похлопал его по плечу:

— Не серчай, крашеный. Ты мне никогда не нравился.

Взгляд мадианитянина скользнул по поясу Себекхотепа, на котором красовался хопеш. Он так и не успел им воспользоваться. С задумчивым видом и с легким огоньком безумия в глазах, Гасан взмахнул своим мечом, стряхивая кровь на песок. Лезвие изогнутого клинка, очистившись от багряных пятен, заблестело еще сильнее. Серебряная гравировка украшала его от рукоятки до острия. Помедлив немного, мадианитянин убрал оружие в ножны, протянул руки к поясу Себекхотепа и отстегнул хопеш. С вожделением он любовался его изгибами. Постояв так минуту, Гасан опустил клинок.

Взглянув на тело египтянина, он спросил:

— Ты ведь не против, дружище? Все равно, он теперь тебе без надобности.

Повернувшись ко входу в пещеру, мадианитянин добавил:

— Я подарю его кое-кому другому.

Бастет не заметила, как ее спутники покинули пещеру. Настолько она была погружена в собственные мысли. Погружена в себя.

Хетты сдержали слово, выделив небольшую часть добычи из разграбленного Вавилона за поимку Этеру. Пленного вавилонянина, как и его сына, разбойники выдали Хандаипате на следующий же день и, получив обещанное вознаграждение, двинулись в обратный путь. Дальнейшая судьба Этеру и Тарару осталась неизвестной. Да и, по правде говоря, мало ее интересовала. Ее вообще мало, что интересовало, начиная с той ночи, когда Гасан вернулся из поверженного города. Вернулся один.

«Это моя вина. Я не уследила за Джераб-Зайя, хотя должна была предугадать. Мадианитянин отомстил за Саргона… но от этого не легче».

Бастет еще сильнее прикусила нижнюю губу. Сквозь тонкую кожу просочилась кровь, но нубийка этого даже не заметила.

«И что теперь? Я стою перед несметными сокровищами. Цель достигнута, но это не приносит удовлетворения… восторга… радости. Только пустота. Серая, бездонная пропасть».

В голове всплыла картина. Воспоминание. Тот день, когда он помог отбиться от гиен в первый раз.

«Анубис — страж весов».

«Каких весов?».

«На одну чашу кладут твое сердце, а на другую перо. Если ты вел праведную жизнь, то сердце будет весить, словно перо. Если же нет, то оно будет тяжелее».

«И что тогда?»

«Тебя сожрет Ам-мут».

«Ам-мут?»

«Пожирательница. Поглотительница смерти, чудовище с телом бегемота, львиными лапами и пастью крокодила, обитающая в Дуате».

«А Дуат это…»

«Загробный мир».

«Похоже, нам уготована учесть быть съеденными Пожирательницей. То, что мы делаем, нельзя назвать праведным поступком».

Горькая улыбка появилась на устах Бастет.

«Надеюсь, ты не успел отяжелить свое сердце, Саргон, и Ам-мут оставила тебя в покое».

— Тише, тише, мои горбатые друзья! — донесся снаружи голос Гасана. — Это просто сильный ветер.

Бастет вздрогнула, словно очнувшись ото сна. Утерев губы рукой, на которой отсутствовало два пальца, она вновь перевела взгляд на дюжину сундуков, стоявших в торжественном безмолвии. В том, на который падал пучок света, лежал большой кубок для вина из чистого золота. Его поверхность была настолько гладкой, что Бастет видела в нем свое отражение, хоть и довольно искривленное. Подойдя к сундуку, она встала перед ним на колени и взяла кубок в руки.

«Из похожих мы потягивали пиво в нашем шатре. Только те были не из золота. Этот красив. Он наверняка тебе понравился бы, Саргон».

Нубийка ощутила комок, подступающий к горлу, и закрыла глаза, чтобы взять себя в руки, но ей это давалось плохо и с большим трудом. Поэтому она не видела, как свет на несколько секунд перестал падать внутрь пещеры. Когда же комок в горле отступил, и Бастет снова открыла глаза, на нее вновь лились лучи солнца. Аккуратно она поставила кубок обратно в сундук.

«Я назову его твоим именем. Я назову сына