Дыхание снега и пепла. Книга 1. Накануне войны - Диана Гэблдон

С такими мыслями он встретил свою дочь чуть ниже Риджа. Его сердце подпрыгнуло при виде ее волос, струившихся по спине красным золотом.

– Ciamar a tha thu, a nighean[101]? – спросил он, целуя в щеку.

– Tha mi gu math, mo athair[102], – ответила она, улыбаясь. Но он заметил тревожную морщинку на ее гладком лбу, словно мошка на поверхности пруда с форелью.

– Я тебя ждала, – сказала она, беря его под руку. – Хотела поговорить с тобой до того, как завтра ты уйдешь к индейцам. – В ее тоне было что-то, из-за чего все мысли о рыбе вылетели у него из головы.

– Да?

Она кивнула, но, кажется, ей было трудно подобрать слова – это был еще более тревожный симптом. Но он не мог помочь ей, пока не узнает, о чем речь в общих чертах, так что он поощрительно молчал, шагая с ней рядом. Рядом пересмешник практиковался в своем искусстве, перебирая весь репертуар. Эта птица жила в ветвях красного кедра за домом: Джейми распознал ее голос, потому что время от времени она прерывала свою трель и выводила нечто сильно напоминающее ночные песнопения Адсо.

– Когда ты говорил с Роджером про индейцев, – наконец выдавила Брианна, поворачиваясь к нему, – он упоминал что-нибудь вроде Дороги Слез?

– Нет, – заинтригованно отозвался он. – Что это?

Она поморщилась, чуть опуская плечи, – знакомый жест.

– Я предполагала, что он мог об этом не вспомнить. Он рассказал тебе все, что знал об индейцах и революции, не так уж много, это не его специализация, но это случилось… случится позже, уже после революции. Так что он мог решить, что это неважно. Может, так и есть.

Она колебалась, как будто надеясь, что он скажет ей, что это неважно. Но он молча ждал. Она вздохнула и опустила глаза на свои ступни. На ней были сандалии без чулок, и ее длинные голые пальцы были покрыты дорожной пылью. Вид ее голых ступней вызывал в нем странную смесь гордости за их изящную форму и смутного стыда за размер, но, поскольку он был в ответе за обе характеристики, то не имел права жаловаться.

– Примерно через шестьдесят лет, – сказала Бри наконец, глядя в землю, – американское правительство выдворит чероки с их земли и переселит их. Очень далеко – в место под названием Оклахома. Это примерно тысяча миль отсюда, сотни индейцев умрут в дороге от голода и истощения. Вот почему они назвали это, вернее назовут, Дорогой Слез.

Джейми был впечатлен перспективой того, что появится правительство, которому подобное будет под силу, и сказал об этом. Она бросила на него недобрый взгляд.

– Они смошенничают. Им удастся уговорить некоторых вождей на сделку, они пообещают им награду и новый статус, но не выполнят обещаний.

Джейми пожал плечами.

– Так обычно и ведут себя правительства, – мягко заметил он. – Зачем ты рассказываешь мне это, девочка? Я буду, хвала Господу, уже мертв, когда все это начнется.

Лицо ее на мгновение изменилось, когда он упомянул о своей смерти, и Джейми тут же пожалел о своем легкомыслии. Однако прежде, чем он успел извиниться, Бри расправила плечи и продолжила:

– Я рассказываю тебе, потому что думаю, что ты должен знать, – объяснила она. – Не все чероки уйдут – некоторые из них укроются в горах, и армия не найдет их.

– Да?

Она повернула голову и взглянула на него трогательно и искренне: глаза, направленные на него, были копией его собственных.

– Ты не понимаешь? Мама рассказала тебе о Каллодене. Ты не смог это остановить, но ты сохранил Лаллиброх. И своих людей, твоих арендаторов. Потому что ты знал.

– О господи, – сказал он, с ужасом осознавая, что она имеет в виду.

Воспоминания нахлынули на него: ужас, отчаяние и неопределенность того времени, немое оцепенение, которое сопровождало его в тот последний роковой день.

– Ты хочешь, чтобы я сказал Птице.

Она потерла рукой лицо и покачала головой.

– Я не знаю. Я не знаю, должен ли ты сказать ему и станет ли он вообще тебя слушать. Но мы с Роджером говорили об этом после того, как ты спросил его об индейцах. И я думала об этом… и это кажется неправильным – знать и ничего не сделать. Поэтому я подумала, что лучше поговорить с тобой.

– О, ясно, – ответил он немного безразлично.

Он и прежде замечал у совестливых людей привычку избавляться от ответственности, поручая решение проблем кому-то другому, но смог удержаться от едкого комментария. В конце концов, вряд ли она могла поговорить с Птицей сама.

Как будто переговоры с чероки до сих пор были такими простыми, подумал он с иронией. Теперь ему нужно заниматься спасением будущих поколений дикарей? В довершение всего пересмешник пронесся буквально у него над ухом, крича, как наседка. Это было так неуместно, что он засмеялся. А потом понял, что ничего другого ему не оставалось. По крайней мере пока.

Брианна смотрела на него с любопытством.

– Что ты намерен делать?

Джейми медленно, с наслаждением потянулся, чувствуя, как мышцы спины натягиваются на костях, он ощущал каждую – он был жив. Солнце катилось за горизонт, уже начали готовить ужин. Этим вечером ему ничего не нужно делать.

– Я собираюсь на рыбалку, – сказал он, улыбаясь своей прелестной, необычной и непростой дочери. – Приведи мне малыша, хорошо? Я возьму удочки.

* * *

От Джеймса Фрэзера, эсквайра. Ридж Фрэзера.

Лорду Джону Грею, Плантация Маунт Джосайя.

2 апреля 1774 года.

Милорд,

Утром я отправляюсь с визитом к чероки и потому оставляю это письмо моей жене, чтобы она передала послание мистеру Хиггинсу в его следующий визит, который вместе с посылкой должен будет доставить корреспонденцию Вам лично в руки. Рассчитываю на Вашу доброту и заботу о моей семье, обращаясь к Вам за любезностью продать предмет, который вы найдете в посылке. Подозреваю, что Ваши связи позволят Вам сторговать лучшую цену, чем если я сам займусь продажей. К тому же Вам удастся совершить сделку, не привлекая лишнего внимания. Надеюсь по возвращении изложить Вам причины моих действий вкупе с некоторыми размышлениями философского толка, которые могут Вам показаться интересными. До тех пор доверьтесь мне.

Ваш любящий друг и покорный слуга, Дж. Фрэзер

Бобби Хиггинс тревожно поглядывал на меня из-за кружки с пивом.

– Прошу прощения, мэм, – сказал он. – Но вы же не думаете подвергнуть меня еще какой-нибудь процедуре? Черви исчезли, в этом я уверен. А другое… ну, то, – он покраснел и заерзал по скамье, – там все в порядке. Я ем кучу бобов и регулярно пускаю газы, и больше никаких лезвий я не чувствую.