Пентакль - Марина и Сергей Дяченко

АНДРЕЙ ВАЛЕНТИНОВ: В какой-то мере ожидания родителей оправдал, но в моем нынешнем качестве они, конечно, меня не видели. Им хотелось, чтобы я стал инженером или специалистом по международным отношениям. В крайнем случае преподавателем вуза.

СЕРГЕЙ ДЯЧЕНКО: Глава семьи у нас был отец, профессор-микробиолог, его помощником по воспитанию была старшая сестра, ставшая академиком-вирусологом, – и, конечно, они видели во мне врача. Мне тоже нравилась эта профессия, особенно после того, как я в старших классах прочел «Записки врача» Вересаева и книги о великих медиках. Но учеба в мединституте оказалась для меня каторгой. Первые курсы – просто сплошная зубрежка анатомических загогулин и гистологических терминов. Ужас. Это потом, когда я познакомился с психиатрией, она меня покорила, я добился специализации по психиатрии, а заодно самостоятельно выучил генетику… Закончил институт с красным дипломом, но теперь мне стыдно за него – таким студиозусам я вообще бы не давал диплом. Все мои знания, кроме психиатрии, где я вгрызался в дебри, зиждились на краткосрочной памяти и быстро выветрились из головы; практические же навыки отсутствовали – я клизму не мог поставить. Но внешне все было о'кей, отец и сестра радовались моей быстрой, сказочной карьере – тут и Москва, и Академия наук, и докторская на подходе в младом возрасте. И вдруг – облом, ВГИК, кино… Для них это была настоящая трагедия.

Но мама моя всегда меня понимала. У меня от нее не было тайн. Она верила в мое будущее и в литературе, и в кино, да и вообще считала, что сын у нее добрый, талантливый, удачливый и обязательно будет счастлив. Помню, как во время аспирантуры я писал свой первый роман, «Симфония», писал напропалую, забыв обо всем на свете. Отец и сестра были уверены, что я тружусь над диссертацией, а я сочинял историю, где главный герой, врач-психиатр, попал в сложную нравственную ситуацию, ситуацию выбора… Так вот, мама меня «прикрывала», была сообщником и первым читателем романа. Он так и не был опубликован, да я стесняюсь его кому-то сейчас и показывать – но тогда это были месяцы исступленного, эйфорического труда и единения душ с матерью. Когда правда вскрылась – был скандал, отец очень переживал, и я окончил-таки аспирантуру…

Прошли годы, и уже не только мать, но и отец, и сестра, поняв, что я не могу без кино, без литературы, стали моими союзниками, стали уважать то, что я делал, даже гордиться моими достижениями. Светлая им память, моим родным, – если бы не их поддержка, не атмосфера нашей семьи, сотканная из любви, – не знаю, как сложилась бы моя судьба.

МАРИНА ДЯЧЕНКО: Мои родители робко заикались, что хорошо бы мне стать врачом, это так удобно – свой врач. Но я их очень рано разочаровала, потому что медицину не люблю и боюсь. Сказала – в театральный, и они спокойно согласились, хотя считалось по умолчанию, что я обязательно провалюсь и тогда уже пойду в университет на филологию (а куда деваться?). Но когда я поступила, родители очень радовались. Сейчас они – первейшие читатели наших книжек, иногда редакторы, подсказчики, распространители и болельщики.

Вопрос 4. Фантастика – сложный жанр? Какие качества отличают писателя-фантаста от обычных писателей?

Г. Л. ОЛДИ ВМЕСТЕ: Начнем с того, что мы полагаем фантастику не жанром, а методом. Методом восприятия и отражения действительности, одним из многочисленных способов самовыражения, умением смотреть под новым, неожиданным углом. Жанр – это совсем другое. Достаточно посмотреть названия научных литературоведческих работ вроде «Теория и история жанра романа» или «Сонет, элегия, басня как жанры русской поэзии». Метод – способ постройки здания, но не само здание; метод – набор действий, но не результат. В таком подходе мы не одиноки. Например, еще Вальтер Скотт в 1827-м году в своей статье «О методах отображения сверхъестественного в литературе», изданной в журнале «Форейн куотерли ревью», в качестве примерного фантаста приводил Гофмана. Точно так же, как критик Ф. Шаль, современник Бальзака, назвал роман последнего «Шагреневая кожа» фантастикой нового времени. Сейчас Гофмана и Бальзака фантастами не полагают, равно как отказывают в принадлежности к фантастическому цеху Булгакову и Гоголю, Мэлори, Рабле и Грину… И зря. Метод – оружие, им пользуются многие, каждый с разной ловкостью, но тем не менее…

Так что именно фантастика ничем нас таким особенным от коллег по литературному цеху не отличает. Разве что тем самым, чуть иным углом зрения – не более того. Просто осетрина бывает первой свежести или никакой. А остальное – суета сует.

АНДРЕЙ ВАЛЕНТИНОВ: Фантастика – не жанр, а метод. Он, конечно, требует несколько больших усилий, чем работа в пресловутой «боллитре» («большой литературе»). Если коротко, думать надо. «Обычных писателей» как таковых вообще не существует, есть, скажем, детективщики, есть авторы женского романа. Но если сравнивать со все той же «боллитрой», то фантасты умнее, образованнее и профессиональнее. К тому же они менее жадные и склочные. Кроме того, фантасты – очень дружный народ.

СЕРГЕЙ ДЯЧЕНКО: С точки зрения психиатра, реализм – это районная больница, поликлиника, станция «Скорой помощи», а фантастика – научно-исследовательская лаборатория. Люди в ней занимаются экспериментами, прорывом в невиданное. Конечно, можно прикрыть НИИ – но тогда вряд ли возможен прогресс. Фантастика ведь единственный жанр (или метод) литературы, который исследует будущее. Но даже погружаясь в настоящее или прошлое, фантастика смелее, нежели обычная литература, прикасается к тайнам бытия, имеет дело со сном, когда душа наша свободна в своем полете. Фантастика более остро обнажает подсознание, эйдетику, какие-то молекулярные основы Я. Фантастика может все, что может и обычная литература, но плюс к этому еще что-то… В этом «что-то» и есть алгоритм фантастики. И мастерство фантаста – в изображении деталей, психологии и многого другого – должно быть отточенным. Попробуйте создать целый новый мир – так, чтобы в него поверили! А мастера фантастики именно это и делают.

МАРИНА ДЯЧЕНКО: Как по мне, фантастика – способ восприятия мира. И даже если пишешь о производстве гуталина, остаешься фантастом – не потому, что врешь, а потому, что веришь в чудо.

Вопрос 5. Что можете сказать про современное положение украинской фантастики? Существует ли она, потому что достаточно часто слышны сомнения насчет этого?

Г. Л. ОЛДИ ВМЕСТЕ: Это смотря что понимать под словами «украинская фантастика». Фантастика, написанная на украинском языке? Или фантастика, написанная на любом языке людьми, которые позиционируют себя как украинцы, граждане Украины? Впрочем, и в первом, и во втором случае украинская фантастика существует. «Это медицинский факт» – как говаривал незабвенный Остап Бендер. Если говорить о фантастике на украинском языке, то живым доказательством ее существования являются замечательная серия «Алфизика» издательства «Зеленый пес», в которой уже вышло около двух десятков книг фантастики на украинском языке, книги издательства «Кальвария», ряд других изданий. Хотя, конечно, при всех этих обнадеживающих фактах украиноязычная фантастика переживает сейчас не лучшие дни. Во-первых, из-за прервавшейся традиции украиноязычной нереалистической литературы – тут приходится вновь наращивать связь времен, «наступая на грабли» и набивая шишки. Во-вторых, из-за государственной политики в области книгоиздания в Украине. Книга, выпущенная в Украине, стоит банально дороже, чем изданная в России. И потому является на рынке неконкурентоспособной. Впрочем, и этот неприятный момент можно было бы преодолеть, если бы не позиция большинства украинских издателей. «Мы будем жить на гранты и издавать то, что диктуют нам „грантодаватели“. Печатать художественные книги? Фантастику? Популярно, говорите? Читают, покупают? Не-е-ет, это не для нас». Хорошо, что есть такие издатели, как те же братья Капрановы, – но их, к сожалению, раз-два и обчелся. Одной «Алфизики» на всех не хватит. А фантастику у нас на украинском пишут, и немало. Вот только кто издаст?..