Стая - Франк Шетцинг

Они ехали на северо-восток, справа от них вырастал из глади льда берег Баффиновой Земли, а слева поднимались скалы острова Байлот. С вершин гор к берегу сползал могучий язык ледника. Ехали по замёрзшей коре моря. Где-то глубоко под ними плавали рыбы. То и дело полозья саней подпрыгивали на неровностях.

Через некоторое время передние сани изменили направление, и обоз последовал за ними. Эневек не сразу понял, что они объезжают широкую трещину во льду, через которую сани не могли бы перебраться. За голубоватым краем разлома виднелась чёрная бездонная вода.

— Довольно длинная трещина, — сказал Экезак.

— Да, потеряем время, — согласно кивнул Эневек.

— Почему потеряем? Ты что, забыл? Здесь не имеет значения, когда ты приедешь. Даже если ты объезжаешь преграду, ты всё равно продолжаешь жить. Время нельзя потерять.

Эневек промолчал.

— Может быть, — добавил дядя, смеясь, — наша самая большая беда прошлого столетия в том и состояла, что кваллюнаак принесли нам понятие времени. Нам пришлось усвоить, что время бывает и напрасно потраченным. Кваллюнаак думают, что ожидание — это потерянное время и тем самым потерянная жизнь. Как раз в дни твоего детства мы в это уверовали. И твой отец тоже, а поскольку он не видел возможности делать что-то полезное, он решил, что его жизнь ничего не стоит.

Эневек посмотрел на него:

— Ты бы не его пожалел, а мою мать.

— Она сама его жалела, — ответил Экезак и стал разговаривать с Мэри-Энн.

Им действительно пришлось объезжать трещину несколько километров. Дядя сунул в рот узкую ленточку сала из жестянки и протянул жестянку Эневеку.

Это была шкурка нарвала. Эневек помнил, что в ней огромное количество витамина С — никакому лимону не сравниться. Он пожевал и почувствовал аромат, который вызвал в нём цепную реакцию воспоминаний. Он услышал голоса людей, с которыми выезжал в тундру двадцать лет назад, почувствовал руку матери, которая гладила его по голове.

— Трещины, торосы… — дядя засмеялся. — Это тебе не хайвэй, мальчик. Скажи честно, ты по всему этому не скучал?

Если Экезак хотел усилить своим вопросом растроганное состояние племянника, то добился обратного эффекта. Эневек отрицательно покачал головой. Может, то было чистое упрямство, но он отрезал:

— Нет.

И в тот же момент устыдился своего ответа. Экезак пожал плечами.

Кто много лет провёл на острове Ванкувер, к тому же исследуя жизнь моря, тот к природе стоял ближе, чем к любому человеческому достижению. Но всё же скользить по лишённой очертаний белизне замёрзшего пролива — с коричневой тундрой по правую руку и ледяными вершинами острова Байлот по левую — это не то, что наблюдать китов в проливе Клэйоквот. Если климат Западной Канады будто специально создан для человека, то Арктика — это кромешный ад. Смертельный для того, кто поддастся иллюзии человеческого превосходства. Они ехали к первоначалу мира. Даже реалисту, который не молится никакому Богу, отдавая предпочтение научному объяснению, здесь становится понятно, отчего так печален белый медведь, кочующий из мифа в миф. Оттого, что в любви к человеческой женщине он потерял чувство реальности. Женщина из сострадания к мужу-охотнику выдала ему место, где скрывается её тайный любовник. А медведь подслушал, как она предала его, и когда охотник отправился его искать, он подкрался к иглу своей возлюбленной, чтобы убить её. Он уже занёс лапу, но потом печаль одолела его. Какой смысл разрушать её жизнь? Ведь предательство уже произошло. И он, одинокий, тяжёлыми шагами побрёл прочь.

Воздух колол холодом кожу Эневека.

С тех пор, гласили легенды, медведь нападает на людей. Здесь его владения. Он здесь сильнейший. Тем не менее, человек его победил — и себя вместе с ним. Промышленная химия — такая, как ДДТ или высокоядовитое РСВ, — разносится течениями и достигает Северного Ледовитого океана. Токсины попадают в ткани китов, моржей и тюленей, которыми питаются медведи и люди. В материнском молоке эскимосских женщин обнаружено количество РСВ, в двадцать раз превышающее допустимую дозу. Дети страдают неврологическими заболеваниями и показывают всё худшие результаты тестирования на интеллект. Дикая природа отравлена, потому что кваллюнаак не могут или не хотят усвоить принцип, по которому функционирует планета Земля: огромный круговоротный насос воды и воздуха рано или поздно разносит всё — повсюду.

И удивительно ли, что те, внизу, решили положить этому конец?

После двух часов поездки они причалили к берегу Баффиновой Земли — размять тела, затёкшие от долгой тряски по ледовым кочкам. Они поднялись к оттаявшим прогалинам тундры — на заболоченной земле светились кое-где цветочки. Время года для охоты было удачное: позднее появятся миллиарды комаров.

По равнине гонялись друг за другом бурундуки, исчезая в норах. Мэри-Энн нашла несколько камешков и принялась ими жонглировать. Эневек вспомнил этот старый как мир спорт эскимосов и тоже попробовал жонглировать, но с плачевным результатом. Все засмеялись. Уж таковы инуиты. Глупый народ: надрывается от смеха, стоит кому-то поскользнуться.

После короткого ланча с сэндвичами и кофе они снова тронулись в путь. От снегоходов разлеталась талая вода, торосы преграждали им путь, вынуждая объезжать. Вскоре они ехали уже под скалами Байлота. Воздух наполнился криками птиц. Чайки гнездились в расщелинах тысячами. Группа замедлила ход и остановилась.

— Прогуляемся, — сказал Экезак.

— Только что прогуливались, — удивился Эневек.

— Три часа прошло, мальчик. Три часа? Ничего себе!

Остров Байлот от самого берега был крутой и обрывистый, и прогулка больше напоминала альпинизм. Экезак заметил белый след соколиного помёта и стал приманивающе свистеть, но соколы так и не показались.

— Такова Арктика. Звери тебе пообещают и не придут. Такая же ненадёжная скотина, как и инуит. Правда, мальчик?

— Я и сам инук, если ты это имеешь в виду.

По мере того, как они продвигались на восток, оставляя остров Байлот позади, лёд становился всё бугристее, и сани нещадно трясло. Холодный ветер подмораживал уже оттаявшую воду. Ледок звенел под полозьями. А потом справа вдруг возникла открытая вода. Вынырнул тюлень, мельком глянул и исчез. Они миновали полынью и ехали ко второй, огромных размеров — пока Эневек не сообразил, что это не полынья, а край льда. Дальше начиналось открытое море.

Через некоторое время они наткнулись на палаточный лагерь. Обоз остановился. Начались сердечные приветствия. Некоторые знали друг друга, остальные обстоятельно знакомились. Люди были из Понд-Инлета и Иглулика. Они убили нарвала, разделали его и останки оставили на месте — дальше к востоку, примерно там, куда направлялась группа Экезака. Хозяева угощали гостей кусочками шкурки, обсуждали охоту. На шапке одного охотника была надпись: «Работают те, кто не может охотиться». Эневек спросил, не заметно ли перемен в поведении китов, не агрессивны ли они и не нападают ли на людей, но охотники всё это отрицали. Вокруг них сгрудился весь лагерь. Все слышали новости, каждый знал о том, что творилось в мире, но Арктика пока оставалась незатронутой.