Большое собрание сочинений в одной книге - Виктор Голявкин

Он все время косился на дверь, не войдет ли жена. Но она не вошла.

– …Третий пункт. Ценность подготовки. Подготовка к войне, к работе, к операции, к встрече, к поездке, к игре, к развлечениям, к стирке, к завоеванию сердца. Не имел бы я красавицу-жену, не подготовь ее сначала… Подготовка к праздничному столу. За пустой стол не сядешь, поскольку за ним нечего делать, на нем нет ничего, он не подготовлен. Всему – подготовка. Ничего без подготовки! Именно подобные истины чаще всего забываются, как якобы заведомо ясные и сами собой разумеющиеся, но как раз их надобно повторять как можно чаще.

Выделяя слово «подготовка», он каждый раз взмахивал рукой, как делают на старте. Больше всего меня заинтересовало, как он подготовил жену и как бы мне в свою очередь Ирку подготовить. Здесь я крепко задумался, но ни к чему не пришел. Вспомнил военную и физическую подготовку в школе. Вспомнил снаряд в физзале. С несчастного коня все постепенно отрезали по кусочку кожи для рогаток. Он стоял с вывалившимися внутренностями, и каждый перед прыжком должен был запихнуть их обратно под оставшуюся кожу. Герка не запихнул внутренности, зацепился за них ногой и получил сотрясение мозга.

– …Четвертый пункт. Если ты собираешься облокотиться на шаткий столик, проверь сначала, чистый ли он и не опрокинется ли он при этом. Есть второй вариант: никогда не облокачивайся на стол.

…Пятый пункт. Кто я и кто вы? Отвечаем: это мы еще увидим!

…Шестой пункт. Больше слушай собеседника, чем говори сам, а если хочешь говорить, то говори столько разного и противоположного, чтобы ничего не было понятно.

…Седьмой пункт. Все можно повернуть наоборот…

У меня вдруг мелькнула мысль, не «того» ли он слегка, чуточку все-таки что-то есть. Моя мама считает всех немножечко сумасшедшими.

Например, нашего соседа Колю-инженера считают не в себе. За то, что он все свободное время во дворе в волейбол играет. С работы придет – и уже с мячом. Зовет всех, чтобы с ним поиграли. Пристанет – не отвертеться. «Вова! – кричит. – Иди покидаемся!» Не то чтобы я в мяч играть не люблю, но мало ли какое бывает настроение. А у него всегда настроение. Он раньше классно играл в институтской команде. Даже был капитаном. Ну, после окончания института свихнулся на этой почве. Хотя что плохого? А все считают, что свихнулся. А те, кто в нарды на ступеньках до поздней ночи режется, тоже свихнулись? Идея у Коли появилась дворовую команду собрать, а родители не хотят. Неофициально, мол, и места мало. Места действительно мало. Двор у нас невелик, ну и что? Вполне хватит, если б захотели. А насчет неофициальности – сущий бред. Какая разница? Ведь он с душой берется за это дело, а не просто так. Старухи его ненавидят. Терпеть не могут, когда возле них мяч крутится. Он одну старуху так мячом огрел, что та чуть не оглохла. После ко всем приставала: «Скажите мне пару слов! Скажите мне пару слов!» – и ухо подставляет, как у нее со слухом. А он свое. Если нет никого, сам мяч в воздух подкидывает и ловит. А соседи на него из окон глазеют, не оторвутся. На что бы они глазели, если бы его не было! Как в театре. «Смотрите, – кричат, – Коля появился!» Моя мать часто спрашивает: «Коля там еще не вышел? Крикни мне, когда он появится». Сами его гонят, сами ругаются, а сами без него жить не могут…

– …Пятнадцатый пункт. Если ты… Предположим… Семнадцатый пункт… Если мы… Восемнадцатый…

Я уже давно отключился, вспоминая Колю-инженера.

– …Помешай в баке палкой! – крикнул он на кухню, отрываясь от своих пунктов. – Проверь, мешает она там палкой в баке или нет?

Что там все-таки в баках?

Отстранил меня, сам сходил проверил.

И снова как хлынули на меня пункты каскадом, водопадом, и я опять отключился. А он шпарит, и уходить неудобно, столько времени терпел, подожду, когда закончит.

Отбарабанил он свои пункты, запихал тетрадку обратно в длинную стеклянную вазу и выпил воды. А я вздохнул.

Голова у меня, честно, распухала. Для меня уж слишком многовато, не за этим я пришел. И не очень-то приятно делать вид, будто тебе ужасно нравится, а на самом деле изнываешь. Вот это самое изнывание у меня всегда наружу лезет, как будто я сейчас взорвусь. Не могу я делать вид, притворяться. И на одном месте находиться не могу, если своим не занят. Не могу! Никоим образом. Терплю, а сам вот лопну…

А он снова завелся:

– …Почему, когда ты идешь по улице, и навстречу тебе идет человек, и ты сворачиваешь в сторону, чтобы с ним не столкнуться, то он чаще сворачивает именно в ту сторону, в какую свернул ты, и вы неизбежно сталкиваетесь? Очень редко, чрезвычайно редко случается наоборот! А потому, бальзак…

Я опять отключился.

– …натолкнувшись на удивительный пример, взяв за основу простой, но частый случай сталкивания на улице, я… поскольку я натолкнулся…

И пошел, пошел…

– На что вы все-таки натолкнулись? – не понял я.

Викентий Викторович включил репродуктор.

Сказал мне в ухо под грохот музыки из репродуктора:

– Я оч-чень энергичный человек!

– А радио вы для чего включили? – спросил я. – На всю катушку музыку пустили.

– Для аккомпанемента, – сказал он.

– Тогда ладно, – сказал я.

С какой стати лить мне воду в тарелку вместо варенья? Сплошная комедия – слезы даже у него на глазах появились. Так он, видите ли, проверял меня, вроде испытания устраивал. Как я буду реагировать на воду, сколько продержусь при своем мнении. В Америке вроде такие испытания устраиваются при поступлении на работу. При чем здесь Америка? Взять, к примеру, его теорию столкновения на улице, так я в ней ни шиша не понял. Каким образом он весь мир осознал по этой причине? Именно это он мне и доказывал. А пункты? Я чуть не умер. Но самое удивительное – воблу он мне каким-то образом обменял. Я принес домой малюсенькую воблочку, ничтожную рыбешку, а в карман он мне сунул крупную воблину! Когда же он поменять успел? Нет, даже интересно. Вот ловкач! Так суметь, я вам скажу – на редкость! Насчет энергии верно – человек он, сразу видно, энергичный. Везде, говорит, у него свои люди, куда ни сунься. Лоскутки на фабрике целыми пачками достает. Там ему эти отходы специально режут аккуратненькими пачечками, лоскуток к лоскуточку. Жаль, говорит, в последней партии красного материалу у них на фабрике не оказалось, перекрашивать пришлось и гладить, лишняя морока. В баках он и перекрашивал.

Дела с Викентием Викторовичем у меня пошли вперед. На его разные пункты, рассуждения я внимания не обращаю. Две тысячи обрезков притащил я домой, две толстенные пачки, работы по горло! Две тысячи штук, да в баках тысячи три. Сам не управлюсь – соседей привлеку, бабушку Аллахвердову, ей все равно делать нечего. После того как ей мячом в ухо попали, она даже в магазин не ходит.

Я вывалил на стол обе пачки, аккуратненькие красненькие бязевые лоскутки. Берешь лоскуток, ножницами чик-чик! – и флажок готов. Дальше накладываешь трафарет: кистью желтым по красному – 1 МАЯ. Пожалуйте, значок, прицепляй на грудь и шагай на демонстрацию! Два взмаха ножницами – десять копеек. Мазнул кистью по трафарету – десять копеек. Итого – двадцать. Две тысячи на двадцать плюс три тысячи на двадцать… То есть пять… Итого… Сплошные тысячи… Бабушка наверняка за пять копеек согласится, а может, и за три. Остальные мне. Сиди дома, стриги да кистью води. А там фабрика новую партию готовит. Еще за какую-то операцию процент мне полагается. Широкие перспективы на горизонте.