Сиротка. В ладонях судьбы - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Любимый мой, нежный мой, — прошептала она дрожащим от рыданий голосом, — тебе причинили столько боли! Ты хотел сражаться и отдал свою жизнь, такую драгоценную жизнь. Это несправедливо, ужасно! Что я скажу трем твоим детям, которые тебя боготворят?

Ее охватило сильное чувство обиды на этого мужчину, погруженного в пугающее оцепенение.

— Ты обязан был беречь себя ради нас! Тебе не следовало идти добровольцем в армию! Ведь ты знал, что можешь умереть и больше никогда не вернуться к своим близким! О! Господь всемогущий! Спаси его, верни его нам!

Раздираемая бессильной яростью и неизмеримым горем, Эрмина поцеловала своего мужа в губы. Она ощутила его едва заметное дыхание, показавшееся ей великим даром, ответом на ее мольбу.

— Тошан, борись за свою жизнь, цепляйся за нее! — внезапно воскликнула она. — Вернись к нам! Я хочу, чтобы ты снова увидел свой лес, песчаные берега Перибонки. Хочу, чтобы ты повел своих дочерей под венец, когда они будут выходить замуж, хочу, чтобы ты передал Мукки все тайны природы и древние легенды народа монтанье. Тошан, ты не можешь меня оставить так рано! Я твоя жена, твоя любимая женушка-ракушка и хочу прожить с тобой всю жизнь, состариться и умереть раньше тебя.

Она рыдала, не переставая гладить его и целовать. Всей своей душой она взывала к чуду.

— Господи, Господи, умоляю, сжалься! Ради Мукки, Лоранс и Нутты, — хотя бы ради наших детей… Пожалуйста!

Но Бог казался глухим к ее мольбам, и Тошан по-прежнему не подавал признаков жизни. Дверь открылась, в комнату вошла медсестра в белом халате с повязкой Красного Креста. Ее сопровождал довольно молодой человек, тоже в белом халате. За ними следовал доктор Мелиссье.

— Мадам, машина «скорой помощи» стоит возле дома, нужно действовать быстро. Сельский полицейский сильно рисковал, ослушавшись приказа.

— Я поеду с ним! — воскликнула она. — Скажите, это возможно? Я должна быть с ним до самого конца! Я его жена.

— Да, разумеется, — ответила медсестра. — Мы выдадим вам халат. В случае проверки это вызовет меньше подозрений.

Этот короткий ответ как нельзя лучше отражал атмосферу постоянного страха, напряжения и осторожности, в которой жили те, кто противостоял нацистам и сторонникам режима Виши.

— Я вам безумно благодарна!

— У нас нет времени на обмен любезностями, — отрезал врач Красного Креста, уже накрывавший Тошана коричневым одеялом.

Внезапно Эрмина вспомнила об Октаве и Жанине. Ее друзья наверняка ждали ее у семейного пансиона. Она с обезумевшим от горя лицом повернулась к доктору Мелиссье.

— Мне нужно непременно предупредить людей, которые привезли меня сюда, в Монпон. Я быстро сбегаю к мадам Мерло и вернусь. Это займет всего пару минут.

— Поторопитесь, — ответила медсестра.

Эрмина бросилась на улицу, прижав сумку к животу, чтобы было удобнее бежать. Она поспешно спустилась вниз по пустынной улочке, собираясь уже свернуть на улицу, ведущую к пансиону мадам Мерло, когда услышала голоса, заставившие ее замедлить шаг. До нее донесся звук мотора автомобиля и душераздирающие женские крики.

«Что происходит?» — с ужасом подумала она.

Эрмина сделала несколько шагов вперед, прижимаясь к стенам ограды. Вскоре она увидела черный автомобиль и людей в штатском. Один из них таскал Жанину за волосы. Ее стройное тело билось о мостовую, лицо было залито кровью. Чуть дальше, на тротуаре, лежало безжизненное тело Октава Дюплесси и двое крепких парней избивали его ногами.

«Боже мой, нет, нет! — взмолилась про себя Эрмина. — Они арестуют их или убьют на месте, и меня наверняка тоже ищут!»

Она развернулась и на ватных ногах направилась назад, испытывая тошноту. Перед глазами стояло искаженное ужасом лицо Жанины. Хуже этого кошмара ничего не могло быть. Все было слишком реальным, и эта жестокость принимала в душе Эрмины ужасающие размеры, терзая ее.

Не понимая как, она сумела вернуться во двор доктора Мелиссье и сесть в машину Красного Креста рядом с телом Тошана. Глаза ее были сухими, рот приоткрылся.

— Какие-то проблемы? — спросила медсестра.

— Да, — с трудом произнесла она. — Милиция неподалеку избивает моих друзей. Один из них руководит подпольной организацией Сопротивления в Париже. Мы сбежали оттуда в субботу вечером.

— Только этого не хватало, — проворчал врач Красного Креста. — Быстро надевайте халат и повяжите на голову платок, убрав под него все волосы. Если нас остановят, опускайте голову.

Держась за дверцу машины, доктор Мелиссье объяснил им, как проехать в объезд. Минуту спустя они уже ехали по дороге с неровным покрытием, усеянным выбоинами.

— Все в порядке, — немного позже вздохнула медсестра. — Мы выбрались из города.

Эрмина взяла Тошана за руку. Ей казалось, что она до сих пор слышит животные крики Жанины и глухие звуки ударов по телу Октава.

«Это моя вина, — упрекала она себя. — Я притащила их в Монпон… Они приехали сюда из-за меня! Что с ними сделают? Господи, прости меня! Как ужасна эта война!»

Крупные слезы текли по ее лицу. Лишь несколько лет спустя она узнает окончание этой истории. Ксавье Дюбуа проговорился под пытками и назвал имя импресарио. Тут же ищейки милиции объявили на него охоту, передав всем постам номер машины Дюплесси, а также его точные приметы и фотографию. Певица Эрмина Дельбо тоже фигурировала в списке подозреваемых.

Все время пути Эрмина следила за состоянием Тошана. Иногда, чувствуя себя слишком издерганной и несчастной, она пыталась думать о безобидных вещах, по крайней мере, по сравнению с трагедией, которую переживала. «Мой чемодан остался в багажнике машины. И Октав забрал не все мои вещи из номера. Служащим отеля достанутся мое вечернее платье, меховое манто, обувь… Это так трогательно, так странно…»

Так оно и было. Дюплесси взял лишь самое необходимое: ее туалетные принадлежности, драгоценности и практичную одежду. К счастью, деньги были при ней, как и фальшивые документы, а ее настоящий паспорт был спрятан за подкладкой сумочки.

«Но мне на это глубоко плевать! Если Тошан очнется, поговорит со мной хотя бы минуту, я испытаю такое облегчение! Я так хочу сказать ему, что люблю его, чтобы он знал это, прежде чем умереть!»

Ее посещали и более странные мысли, отвлекая от чувства вины, которое она испытывала по отношению к Жанине и Октаву. Несмотря на состояние мужа, близкое к агонии, она терзалась по поводу его связи с молодой еврейской женщиной, которую убили. Она очень хорошо помнила шелковую комбинацию с ароматом ириса, простыню на матрасе, где различила подозрительные следы, которые обычно остаются после ночных утех любовной пары.

«Нет, нет, я схожу с ума, — успокаивала она себя. — Мне показалось. Как не стыдно такое думать! И потом, рядом с ними спал этот несчастный малыш. Господи, мне нужно было забрать его игрушку, белую овечку… Мадам Мерло все равно ее выбросит».