Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая - Нелли Шульман

Они с Генрихом спали в разных комнатах, ожидая приезда пастора. Марта вставала раньше. Спускаясь на кухню, она включала приемник. Мощный аппарат ловил и британские, и американские, и даже советские передачи. Марта слушала сообщения об успехах стахановцев, новости о сражениях в Северной Африке, песни о Сталине, «Хорста Весселя», и джаз. О грядущей войне никто, ничего не говорил.

Она разбивала яйца в фарфоровую миску, готовила омлет, пекла американские оладьи, и заваривала кофе:

– Неужели они не понимают? Осталась неделя, пять дней, три дня… – Генрих нарисовал ей схему немецкого удара по границам СССР. Марта думала о мощи Красной Армии, о самолетах, увиденных на воздушном параде:

– СССР отбросит войска Гитлера обратно в Польшу. Красная Армия перейдет границы, освободит Варшаву, и скоро окажется в Берлине. Британцы высадят десант, во Франции… – вспоминая мать, она приказывала себе не плакать:

– Ты обещала. Ни одной слезы, пока вы не встретитесь… – сзади раздавались шаги. От него пахло сандалом, и немного, морской солью. Он обнимал Марту:

– Все будет хорошо, любовь моя. Ты увидишь мать, обязательно… – Генрих смотрел в зеленые, ясные глаза:

– Господи, как я ее люблю. Скорей бы пастор приехал… – на пустынном, западном берегу острова стояла старая, рыбацкая часовня. Сходив в Тиммендорф, Генрих попросил у местного пастора ключ. Он объяснил, что хочет показать часовню жене. Здание построили из местного, серого гранита, черепичная крыша поросла мхом. Пол и скамьи сделали из остатков лодок. На беленой стене не было ничего, кроме простого креста, темного дерева. Они с Мартой стояли, держась за руки. Девушка пожала теплую, сильную ладонь:

– Здесь нам будет хорошо… – Марта перевернула рыбу.

Вчера почтальон из Тиммендорфа привез телеграмму. Бонхоффер перешел под покровительство абвера, с него сняли гестаповскую слежку, но осторожность, все равно, не мешала. Пастор сообщал, что приехал в Росток. Он дал адрес пансиона, где остановился, но телеграмму не подписал. Генрих, утром, уехал за Бонхоффером в город, на опеле. Остров с материком соединял мост. Марта и Генрих привели опель из Вевельсбурга, меняясь за рулем.

– Скоро они вернуться должны… – в спальне Марты, на дверце дубового гардероба, висело хлопковое платье, с закрытым воротом, ниже колена. Она не хотела венчаться в нацистском наряде, как его, мрачно, называла девушка. Туалет кремового шелка, с кружевной накидкой, Эмма увезла в Берлин. Марта, опять, подумала о шефе гестапо:

– Я ему понравилась, сразу видно… – Генрих сказал, что Мюллер, хоть и женат, но, как и Гиммлер, живет отдельно от семьи. Марта хмыкнула:

– Он, кажется, намеревается за мной ухаживать. Хорошо… – девушка затянулась сигаретой, – твой старший брат, не посмеет и слова сказать, когда поймет, что оберфюрер Мюллер питает надежды… – Марта повела рукой. Генрих кивнул:

– Ты права. Максимилиан не захочет вызывать неудовольствие Мюллера, или самого рейхсфюрера… – Гиммлер тоже танцевал с Мартой.

– Я просто обязан, – весело сказал он, – по-стариковски, фрау фон Рабе… – Марта пока не привыкла к титулу и новой фамилии. В Берлине, кроме вступительных испытаний в университет, ее ждал новый паспорт, на имя графини Марты фон Рабе. Швейцарские документы она отдала свекру. Граф Теодор обещал положить их в сейф, в кабинете, куда ни Максу, ни Отто доступа не было. Оберштурмбанфюрер Максимилиан фон Рабе должен был услышать историю о романе, начавшемся в декабре прошлого года. Фрейлейн Рихтер и Генрих все это время, переписывались.

Убавив огонь, Марта накрыла камбалу крышкой. Она принялась за соус:

– Как примерная супруга. Рейсфюрерин Шольц-Клинк меня бы одобрила… – на десерт Марта взбила сливки, с ранней клубникой и сахаром. Хлеб она пекла сама, на острове держал лавку хороший мясник. Марта успела приготовить стейк, для Генриха. В кладовой стояли банки с джемом. Девушка сделала американский сырный пирог, с черникой:

– Супруга… – Марта, аккуратно, растапливала масло, – как все случится? Я знаю кое-что, но ведь, ни с кем не поговорить, не посоветоваться. Не с этими… – Марта поморщилась, – женами нацистов… – она медленно мешала соус:

– Ничего страшного. Мы любим друг друга. Разберемся… – девушка, немного, покраснела, – все будет хорошо… – она подумала о матери:

– Генрих меня утешает. Мама, мамочка… – Марта подавила слезы. Она вспомнила белые пески, сухой камыш, вокруг часовни:

– В Пенемюнде местность похожая. Придется и там притворяться… – Марта, тяжело, вздохнула. На полигоне их ждал отдельный коттедж, и личная охрана, для Генриха.

– Я теперь сравняюсь в звании с Отто, – мрачно заметил муж, – а Макс, кажется, скоро станет полковником. Он еще до генерала дослужится, мерзавец… – в Пенемюнде им с Генрихом надо было устраивать приемы, отмечать нацистские праздники и вообще, как угрюмо сказал муж, стать частью общества:

– Словно в Аушвице, – он дернул щекой, – место маленькое, персонал на виду. Будешь петь, выступать на концертах, приглашать офицеров на званые обеды… – муж забирал передатчик из столицы на полигон. Связь на пустынном побережье установить было легко. Автомобильные прогулки штурмбанфюрера и его супруги ни у кого бы не вызвали подозрения. Охранники не обыскивали машины руководителей проекта.

Часы на стене, рядом с календарем, размеренно пробили один раз, закричала кукушка.

На вилле только кухня оказалась современной, с газовой плитой и американским рефрижератором. Граф Теодор не менял обстановку на вилле с довоенных времен. Генрих показал Марте свою старую детскую. Девушка перелистывала альбомы, с засушенными водорослями, смотрела на модели кораблей, на немного пожелтевшие фотографии, в альбоме. Мальчик в холщовых шортах и матроске, держал за руку пухленькую, белокурую малышку, в полосатом платьице. Дети стояли в мелкой воде, Эмма протягивала фотографу ведерко. Сзади виднелись очертания песчаного замка.

Марта увидела дату:

– Тебе одиннадцать… – она обняла мужа, – а Эмме два года… – Генрих кивнул:

– За год до этого мама умерла, от воспаления легких. Папа меня забрал из швейцарского пансиона, а Макс и Отто в школе остались. Это папа снимал, – муж, ласково, улыбался:

– Папа с нами все лето пробыл, на Пеле… – Марта не сказала Генриху о своем настоящем отце:

– Не сейчас… – девушка разглядывала миндалевидные глаза маленькой Эммы, – я даже не знаю, где его искать, во Франции, или в Америке. Франция оккупирована, у кого спрашивать… – муж говорил ей о своей дружбе с Питером Кроу.

Марта понимала, что они с Питером родственники, только дальние:

– Увидеть бы родословное древо… – пришло ей в голову, – мама говорила, что американская ветвь семьи давно в США живет, со времен войны за независимость, или даже раньше… – в Берлине Марта справилась в Weimarer Brockhaus. Энциклопедию издали до прихода Гитлера к власти, все статьи о евреях остались на месте. Марта прочла о своем прадеде, американском генерале, и еще одном предке, заместителе министра финансов.