Белое дело в России. 1920–1922 гг. - Василий Цветков

С претензиями на выражение всероссийских партийных интересов выступила Омская конференция (вторая общесибирская), прошедшая 15–18 ноября 1918 г. и продемонстрировавшая (наряду с заявлениями Омского блока) поддержку позиции Совета министров в его стремлении установить единоличную власть адмирала Колчака. В ее работе принимали участие 37 делегатов: представлявшие ЦК партии В. Н. Пепеляев и С. В. Востротин, члены Государственной Думы Н. Я. Коншин и А. А. Скороходов, член Учредительного Собрания, делегат от уральского казачества Н. А. Бородин, члены формирующегося Восточного отдела В. А. Жардецкий, А. К. Клафтон, В. А. Кудрявцев, В. Ф. Иванов и др., а также члены комитетов Поволжья, Урала, Сибири и Дальнего Востока. В частности, от Омского комитета присутствовали Д. С. Каргалов и Е. П. Березовский (сибирские казаки), Г. Я. Серебряков, Н. П. Двинаренко, от Казанского – П. П. Набоков, Н. М. Фофанов и др.; от Самарского – С. А. Елачич, И. С. Ильин и др.; от Иркутского – И. П. Кокоулин, от Харбинского – А. П. Кузнецов, М. Н. Раменский, от Владивостокского – П. П. Маевский, от Симбирского – П. Н. Николаев, Г. А. Ряжский, от Челябинского и Уфимского – Л. Э. Сосонкин, от Курганского – И. Ф. Высоцкий[552].

Основными докладчиками на конференции стали приехавший из Москвы Пепеляев и Жардецкий. В самом начале работы форума Пепеляев подверг критике достигнутое в Уфе соглашение (на основе которого было создано Временное Всероссийское правительство и Директория), отметив, что «всякого рода коалиции и компромиссы допустимы, но не должны «иметь самодовлеющего значения, затемнять основные цели соблазном кажущегося единения, включать в свою сферу антигосударственные элементы, которые должны быть изолированы». В Уфе произошел недопустимый компромисс с «антигосударственными элементами», в результате чего были сделаны «уступки в пользу Учредительного Собрания настоящего полубольшевистского состава». Чтобы исправить допущенную ошибку, следовало поддержать исполнительную власть, прежде всего – «государственно действующий» Совет министров Всероссийского правительства, который, будучи «преемственно связанным» с «налаженным аппаратом» Сибирского правительства («признанного населением и, по существу, законного»), «ослабил ошибку Уфимского Совещания». В плане политико-правовой сущности внешней политики, согласуемой с заявлениями, характерными для других белых регионов, выступил секретарь отдела В. А. Кудрявцев: «Выход России из ряда воюющих стран нельзя считать изменой союзникам, так как выход этот надо считать совершившимся после воцарения большевиков, власть которых осталась международно непризнанной и правовых последствий производить не могла. Фактическое же бегство армии с фронта, начатое еще при правительстве Керенского и бывшее результатом циммервальдской программы, не может быть принято за отказ от войны, ибо за отдельные ошибки и преступления отдельных лиц государство не ответственно, момент вменения отсутствует, и в период этого бегства государство продолжало содержать многомиллионную армию». Конечно, для полноценного представительства на международной конференции нужно было «иметь власть общероссийскую, подлинно признанную народом», но и до установления подобной власти, и «до сконструирования в России общероссийского министерства иностранных дел представительство России возлагалось на послов, находящихся за границей и имеющих полномочия от Временного правительства всероссийского» (общая координация могла осуществляться В. А. Маклаковым).

Из партийно-организационных вопросов, обсуждавшихся на Омской конференции, заслуживает внимания решение об окончательном оформлении Восточного отдела ЦК, образованного членами Центрального Комитета, «находящимися на освобожденной территории (Восток России и Сибирь)». В Отделе обеспечивалось представительство уполномоченных губернских комитетов («по 1 от каждого, согласно уставу партии») и, дополнительно, по «второму делегату от каждого губернского комитета и по 2 делегата от каждого комитета губернского города, а также уездного с населением более 50 тысяч. В декабре 1918 г. удалось создать Бюро Восточного отдела, во главе которого стал Клафтон, а на Омской партийной конференции Восточный отдел ЦК был избран в составе, в частности: Клафтона, Жардецкого, Фармаковского, Устрялова, Виноградова, Березовского, Бонч-Осмоловского[553].

В белой Сибири деятельность местных кадетских структур была направлена на безоговорочную поддержку власти Верховного Правителя. Как вспоминал уже в 1923 г. Устрялов, «Восточный отдел ЦК… во главу угла своей деятельности поставил идею временной военной диктатуры, как формы власти, наиболее соответствующей той фазе антибольшевистского движения, которая тогда переживалась страной, – фазе Всероссийской Гражданской войны». «Представлялась ясной, как Божий день, – отмечал Устрялов, – полная непригодность коалиционной Директории (да еще плюс Съезд членов Учредительного Собрания) справиться с теми сложнейшими задачами, которые стояли перед ней. Она была абсолютно лишена корней в тех элементах, на которые силой вещей выпадала задача стать «ядром» в борьбе с большевизмом: у нее не было никаких опор ни в военных кругах, ни в среде городской буржуазии и связанной с ней значительной части интеллигенции… Партия ка-де, для которой тактической целью было скорейшее свержение советской власти, не могла не чувствовать и не понимать элементарных требований момента. Ей нужно было или принять диктатуру, или отойти в сторону от антибольшевистского движения. Она, естественно, выбрала первое и дала идеологию этому движению, стала во главе его, приняв вместе с тем и львиную долю ответственности за его судьбу». По точному замечанию Устрялова, «диктатор не явился на русскую сцену органически и сам собой…, не он произвел переворот, а переворот был произведен для него. Колчака выдвинул в диктаторы «разум» антибольшевистского движения, а не его собственный «эрос власти». Как диктатора его всецело создала обстановка, непреклонно требовавшая диктатуры. Не будь Колчака, Восток получил бы другого диктатора, другого «генерала»; как его получил тот же Юг, и Запад, и Север…, и кадеты… всеми силами стремились наполнить неотвратимый факт антибольшевистской военной диктатуры осмысленным национальным содержанием, окружить его национально-освободительным ореолом, сообщить ему творческую силу, способную сокрушить углубленную революцию и восстановить растерзанную Россию»[554].

В обращениях к Верховному Правителю и председателю Совета министров Российского правительства, сделанных отделом в декабре 1918 г., приветствовалось взятие г. Перми: «Именно пермская победа сразу и действенно обозначила в начавшемся обратном победном завоевании России всероссийский облик, созданной на Востоке верховной власти, лишив ее характера и атрибутов областного объединения, которое настойчиво, но совершенно неправильно пытаются ей придать, и выводит Русскую государственность через Уральские горы на широкий путь международного признания». Отмечалась также необходимость введения цензовых ограничений в предполагаемый «закон о выборах гласных городских дум»: «Новая избирательная система со всеми основными недостатками законопроекта даст, безусловно, отрицательные результаты, в особенности при полной апатии и усталости широких слоев населения от войны и, главным образом, от революции… Восточный отдел… считает необходимым в интересах восстановления разрушенного городского хозяйства вверить муниципальное дело зрелым политически и опытным в общественных делах и знающим бытовые особенности местной жизни слоям населения. В силу этих соображений, требуется увеличить возрастной ценз как для активного, так и для пассивного избирательного права до 25 лет, увеличить ценз оседлости, установить его в три года, установить для избирателей имущественно-налоговый ценз и, наконец, для пассивного избирательного права установить ценз элементарной грамотности»[555].