Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик

Филипп сидел на табуретке в полупустой кухне, среди разобранной старой мебели, в строгом костюме и пальто.

– Я думал, ты хотя бы начнёшь здесь ремонт. Но, вижу, весь этот хлам тебя вдохновляет.

– Что ты тут делаешь? – спросил Кирилл прямо.

Брат поднялся, он был и теперь не выше Кирилла, но гораздо шире.

– Проверяю тебя. – Филипп хлопнул в ладоши. – Ты из-за этого так переживаешь? Мне всё равно, но мама волнуется: ты совсем не приезжаешь домой.

– Теперь здесь мой дом, – сквозь зубы процедил Кирилл.

– О! Ясно. Ты теперь большой. – Брат прошёл мимо него, чуть задев плечом. – Но я-то заехал попрощаться с дядей, а не воспитывать тебя.

Фаина

Ей нужно было зайти в школу всего на минуту, подписать документы у секретаря и вернуться в тёплое уютное гнездо.

Опухшие ноги гудели.

Испытание в двадцать две ступени было преодолено, и она уже направлялась к выходу, как вдруг неожиданная мысль заставила её остановиться и пойти в обратном направлении.

К счастью, детей в школе уже не было, иначе они без стеснения тыкали бы пальцами в её раздувшийся живот и потихоньку смеялись над её походкой.

Фаина вспомнила одну историю, рассказанную подругой, которая вела уроки в начальных классах. Подруга очень спешила и забежала в ближайший детский туалет. Дети, увидев её там, были ошарашены, что их учительница, всегда сияющая перед ними, как солнце, стоя у доски, – тоже ходит в туалет. Они засыпали её вопросами.

Может быть, многие взрослые и видят в беременной женщине нечто трогательное, милое и даже святое, но в глазах своих учеников она – не будущая мать, а просто растолстевшая учительница.

Войдя в учительскую, Фаина раскрыла журнал и начала искать примерную дату, когда впервые на одном из уроков она познакомилась со странным мальчиком Кешей, который объявил себя пророком и отказался писать эссе на заданную тему. Она вглядывалась в цифры внимательно, насколько ей позволяло испорченное зрение, и даже теперь без труда узнала начертанную собственной рукой двойку, выставленную в тот самый день, когда она злилась на зеленоглазого мальчика. Фаина даже вспомнила, с каким удовольствием выводила «чёрного лебедя» в нужной графе.

Теперь не хватало только самого главного – фамилии напротив двойки. Вернее, фамилия была, но она принадлежала ученице. Фаина на время отбросила версию о своём помешательстве на почве токсикоза и даже постаралась забыть фантастические сны и фантазии по поводу того, что она в настоящем встретила своего будущего ребёнка. Она буравила глазами журнальный лист, пытаясь догадаться, почему исчезло написанное доселе имя таинственного мальчика.

Конечно, она могла по ошибке поставить двойку напротив чужой фамилии, если бы не славилась своим совершенным чистописанием.

Фаина взглянула на обложку, где написано имя классного руководителя, и быстро вышла из учительской. На лестнице она снова вспомнила, что такое одышка. На втором этаже к одышке прибавилась изжога.

Фаина вошла в полупустой класс, и журнал с шумом приземлился на стол. Перед ней с удивлением поднялась со своего места Елена Викторовна, молодая учительница географии, которая всего три года работала в этой гимназии.

– Скажите мне, был у вас в классе мальчик по имени Кеша?

Лицо молодой учительницы исказила мука. Она прикрыла рот ладонью и заговорила:

– Один мальчик присоединился к нам в начале года, совсем ненадолго, кажется на две недели. Но я забыла, как его звали…

– Понятно… – Фаина бесцеремонно обводила глазами мебель и вещи на столе, словно пытаясь запомнить. – И что же? Нет никаких документов?

– Родители так резко передумали, что в тот же день забрали документы из школы.

– В тот же день… – повторила Фаина, странно глядя на авторучку учительницы географии, лежащую рядом с открытой тетрадью. – И куда его перевели?

– Кажется, в соседнюю гимназию.

– Кажется, в соседнюю гимназию, – эхом повторила Фаина, не отводя взгляда от стола.

– Вы… вы что-то ищете? – спросила девушка, вконец смутившись.

– Пользуешься «невидимкой»?

– Что? – не поняла учительница географии.

– Ручка твоя. Пишет чернилами, которые потом можно стереть, не оставив следа. Очень удобно, когда нужно каждый день аккуратно заполнять журналы. И никакого волшебства…

– Да… – ответила девушка, неловко кашлянув, – очень хорошая ручка. Избавляет от помарок.

– Главное – не забыть, – сказала Фаина, не замечая, как чешет живот, – удаляя выбывшего ученика, правильно перенести графы. А то у какой-нибудь отличницы может оказаться незаслуженная двойка…

– Ох! – Учительница географии кинулась к журналу и, виновато опустив глаза, принялась листать его.

– В соседнюю гимназию, говоришь… – продолжала между тем разговор сама с собой Фаина.

– А?! – Елена Викторовна медленно подняла голову, но в классе уже никого не было.

Только в коридоре раздавались тяжёлые шаги и слышалось неровное дыхание. Люба

В кабинете Маргариты Генриховны было очень холодно – она постоянно проветривала. Но запах старости всё равно оставался, и дети особенно его чувствовали.

Люба слышала, что завуча недавно увозили на «скорой», но вот она вернулась и теперь стояла перед ними с бледным важным лицом и гордо поднятой головой. Тонкий крик пожилой женщины всё ещё висел в воздухе и неприятно щекотал нервы.

Люба очутилась здесь из-за той самой зелёной шапки, которую по неосторожности надела в школе. В этой шапке ей приятно было вспомнить зимние каникулы – подарок деревенской соседки напоминал девочке о том, что однажды придёт лето, она вернётся к Наде в деревню и они вместе начнут искать загадочные следы Царицы леса.

Но объяснить это взрослым было невозможно, тем более Люба не хотела оправдываться в присутствии новой учительницы литературы и русского, притащившей их сюда. Она сильно успела надоесть девочке оттого, что почти всегда делала учеников в чём-нибудь виноватыми.

По иронии судьбы вместе