Россия, которой не было. Загадки, версии, гипотезы - Александр Бушков

Можно еще упомянуть, что у красных оказалась масса как гражданских чиновников царского времени, так и царских офицеров в немалых чинах. Конечно, кое-кого, как о том справедливо пишут, затащили на службу шантажом, взяв близких в заложники. Но вряд ли это справедливо в подавляющем большинстве случаев. Слишком многие пришли добровольно – и генерал Бонч-Бруевич, брат ленинского сподвижника, и генерал Брусилов, и блестящий генштабист, генерал от инфантерии Поливанов, бывший помощник военного министра Российской империи Редигера. Здесь и столбовой дворянин Тухачевский, и царский полковник Шапошников, будущий шеф генштаба при красном царе Сталине, и десятки других…

Между прочим, впоследствии, когда Советская Россия из замышлявшегося Лениным «депо мировой революции» превратилась трудами Сталина в обычную империю, где «большевистская идеология» сохранялась лишь для вывески, слишком многие из эмиграции осознали это перерождение – и приняли его!

Сейчас кое-кто то и дело пытается реабилитировать подонка Власова, оправдывая его тем, что он-де был «против» Сталина. И это, мол, все искупает. Однако не мешает напомнить строчки «Войны и мира», посвященные бегству русских из Москвы перед сдачей ее Наполеону: «Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего».

Точно так же люди из родовитейших русских фамилий, равно так и бывшие вожди белого движения, категорически отказались сотрудничать с Гитлером. К немцам привычно подался их старый клиент Краснов, но Деникин брезгливо отказался от всяких контактов с фюрером. Княгиня Вика Оболенская сражалась во французском Сопротивлении – и погибла. Князь Феликс Юсупов, в свое время отказавшийся вступить в белую гвардию, отверг все попытки гитлеровцев заманить его к себе на службу. Его сообщник по убийству Распутина, великий князь Дмитрий Павлович, живя в Швейцарии, печатно приветствовал победы Советской Армии над гитлеровцами. Он же, кстати, писал: «Наша родина не могла быть управляема ставленниками по безграмотным запискам конокрада, грязного и распутного мужика. Старый строй неминуемо должен был привести Романовых к катастрофе».

Наконец, стоит упомянуть о позиции церкви по отношению к большевикам. Много жутких фактов о истязаниях и убийствах красными православных священников (и не их одних) обнародовано в последние годы. Однако есть и еще один аспект проблемы, долгое время остававшийся в тени…

Свидетельствует митрополит Вениамин, участник Московского Церковного собора 1917–1918 гг.: «…вторым, весьма важным моментом деятельности Собора было установление взгляда и поведения Церкви по отношению к советской власти. При борьбе Советов против предшествующей власти Керенского Церковь не проявила ни малейшего движения в пользу последнего. И не было к тому оснований. Когда Советы взяли верх, Церковь совершенно легко признала их власть. Не был исключением и митрополит Антоний, который после так ожесточенно и долго боролся против нее вопреки своему же прежнему воззрению. Но еще значительнее другой факт. При появлении новой власти всегда ставился вопрос о молитве за нее на общественных богослужениях. Так было при царях, так, по обычаю, перешло к правлению Керенского, когда Церковь вместо прежнего царя поминала «благоверное Временное правительство», так нужно было поминать и новую власть. По этому вопросу Собором была выработана специальная формула, кажется, в таком виде: «О стране нашей российской и о предержащих властях ее».

(Между прочим, тот же Собор под давлением своих членов из интеллигентов принял решение «об облегчении и умножении поводов к брачным разводам» – как ни сопротивлялась фракция крестьянских делегатов.)

Итак, церковь молилась за большевиков, церковь, как далее пишет Вениамин, участвовала в отпевании всех погибших во время Октябрьского переворота, как большевиков, так и их противников. В 1919 г. патриарх издал указ, согласно которому служители церкви не должны были вмешиваться в политическую борьбу, а «занимались бы своим прямым делом: богослужением, проповедью Евангелия, спасением души». (Кстати, Вениамин свидетельствует, что при известии о расстреле бывшего царя у белогвардейцев «не было глубокой печали».)

Я не собираюсь никого осуждать. Просто-напросто факт остается фактом: если называть вещи своими именами, русская православная церковь практически сразу же самоустранилась от борьбы, не положив на чашу весов свой немалый авторитет… То ли прошли времена Томаса Бекета, Джона Болла и протопопа Аввакума. То ли сыграла свою роль своеобразная обида на самодержца, о которой недвусмысленно свидетельствует отрывок из воспоминаний Вениамина: «Церковь вообще была сдвинута тем государем (Петром I – А.Б.) с ее места учительницы и утешительницы. Государство совсем не при большевиках стало безрелигиозным внутренне, а с того же Петра, секуляризация, отделение их – и юридическое, а тут еще более психологически жизненное – произошло более двухсот лет тому назад. И хотя цари не были безбожниками, а иные были даже и весьма религиозными, связь с духовенством у них была надорвана. Например, нельзя было представить себе, чтобы царь или царица запросто, с любовью и сердечным почтением могли пригласить даже Санкт-Петербургского митрополита к себе в гости, для задушевной беседы или даже для государственного совета. Никому и в голову не могло прийти такое дружественное отношение! А как бы были рады духовные! Или уж нас и в самом деле не стоило туда звать, как бесплодных? Нет, думаю, тут сказался двухвековой отрыв государственной власти от Церкви…»

Как хотите, а эти строки пронизаны недвусмысленной обидой. Увы, церковь осталась в стороне. Самоустранилась. И мне почему-то сразу вспомнился разговор благородного дона Руматы с кузнецом:

«Кузнец оживился.

– И я так полагаю, что приспособимся. Я полагаю, главное – никого не трогай, и тебя не тронут, а?

Румата покачал головой.

– Ну нет, – сказал он. – Кто не трогает, тех больше всего и режут».

Какими бы мотивами ни руководствовались иерархи церкви, их дальнейшая судьба великолепно укладывается в эту фразу…

Существовала ли возможность для Российской империи избежать русско-германской войны?

С определенной долей вероятности. И ключ здесь… в Гришке Распутине. Сколь бы зловещую роль он ни сыграл российской истории, ради объективности нужно упомянуть: при определенных обстоятельствах именно Распутин мог бы остановить бойню…

Я уже писал о том, что, по большому счету, война меж Россией и Германией была невыгодна обеим сторонам. И это прекрасно понимали в начале века наиболее толковые российские политики.

Прямо-таки роковую роль в многолетнем раздувании конфликта меж двумя империями сыграла супруга Александра III, принцесса Дагмара Датская, ставшая Марией Федоровной. Именно она, питавшая к Германии чуть ли не патологическую ненависть, и толкнула венценосного супруга к заключению союза с Францией. Которая видела в России лишь резерв пушечного мяса для реванша – Париж долгие годы жил мечтой отобрать у Германии Эльзас-Лотарингию…