Том 2. Дни и ночи. Рассказы. Пьесы - Константин Михайлович Симонов

было, а потом ничего, привык. Впрочем, полковник я всего неделю.

Оля. Вы что, в отпуск?

Савельев. Как вам сказать… Приехал за назначением. Но в дни временного затишья у нас стараются дать человеку попутно отдохнуть, по Москве походить. Завтра воскресенье, употреблю на это весь день.

Оля. Куда же вы пойдете?

Савельев. В самые непредвиденные места. Скажем, в зоопарк или вдруг в планетарий. Куда потянет, туда и пойду, саи еще не знаю. А вечером в театр, но только чтобы пьеса без стрельбы. А может, вообще никуда не пойду. Задрав ноги, буду лежать в гостинице на диване.

Оля. Опять в гостинице!

Савельев. Слушайте, это ведь несерьезно! Влезет в дом чужой человек, будет болтаться тут у вас под ногами! Кому это надо? Поверьте, ценю и благородство вашего отца, и вашу доброту, даже, как видите, не могу удержаться от соблазна вымыться и заночевать, но завтра – сами понимаете! И не на что тут сердиться.

Оля. И не понимаю, и сержусь. Что значит «чужой человек»?

Савельев. Очень просто – чужой.

Оля. Не знаю. Неужели на фронте, когда к вам кто-нибудь неожиданно приедет, вы его у себя в землянке не поселите?

Савельев. Так то же на фронте!

Оля. А я никогда на фронте не была и, наверно, не буду, но я хочу, чтобы тут было так же. Неужели так нельзя не только на фронте, но и просто в жизни? И молчите. И не спорьте.

Савельев улыбается.

Что смеетесь?

Савельев. Вы говорите точно как ваш отец, – и молчите, и не спорьте.

Оля. Да, и молчите, и не спорьте. И ни в какой гостинице с ногами на диване вы завтра не будете лежать, а я возьму с собой своих друзей, и все вместе пойдем куда захотите, – в зоопарк или на пьесу, где не стреляют!

Савельев. Слушаюсь.

Оля. Что?

Савельев. Слушаюсь. Пойду в зоопарк и на пьесу, где не стреляют, с вами и с вашими друзьями. И даже, с вашего разрешения, с собой одного майора, моего фронтового друга, возьму.

Оля. И майора возьмем! А чтобы вам и вашему майору не было скучно, пригласим кого-нибудь из моих подруг.

Савельев (рассмеявшись). Прекрасная идея! Майор буди очень доволен.

Оля. Опять вы смеетесь.

Савельев. Я просто представил себе майора в роли кавалера. Мой майор – майор медицинской службы. И хотя, как фронтовой хирург, он, конечно, человек мужественный, но зовут его все-таки Анной Григорьевной.

Оля. Четвертый год войны, а я так и не видела фронта.

Савельев. И очень хорошо, что не видели. Побольше бы людей, которые его, к своему счастью, не видели. Особенно женщин, конечно.

Оля. Это неверно!

Савельев. Нет, верно.

Оля. Нет, неверно. Когда вы говорите о фронте – мне стыдно.

Савельев. По-моему, я меньше всего говорю о фронте.

Оля. Ну, не бы, – так другие.

Савельев. Другие… Ей-богу, вернувшись с войны, они не увидят большой беды в том, что вы не знаете, как рвется мина и как свистит снаряд. Зато вы знаете много других вещей, которые гораздо важнее для этих людей. Вы, например, знаете, что когда человек, вернувшись в родной город, говорит, что он проваляется весь день, задрав ноги, на диване, то это он только храбрится, а на самом деле просто боится одиночества и чужих лиц на знакомых улицах. Видите, какие вещи вы знаете! А как свистит мина – я согласен забыть в первый же день после войны.

Оля. Вот тут у отца хороший табак и трубки. Хотите?

Савельев. Спасибо. (Набивает трубку.) Хорошая трубка! И, если не ошибаюсь, вдобавок еще и английский табак.

Оля. Да. Отцу привезли из Шотландии. Он очень им хвастается и всех угощает.

Савельев. Значит, ваш отец приказал отгладить мне именно синий костюм.

Оля. Да.

Савельев. Насчет рубашки не распорядился?

Оля. Кажется, еще нет.

Савельев. Когда придет, попрошу дополнительных указаний. А он не отправится с нами по городу?

Оля. Нет. Поедет на дачу возиться со своим огородом.

Савельев. А зачем это ему-то?

Оля. А он во всем такой – и в большом и в маленьком. Объявили ополчение – пошел в ополчение, теперь у всех москвичей огороды – и он огород развел.

Савельев. Ну, что ж, пойдем по Москве без него. Не передумали?

Оля. Еще чего! Что вы улыбаетесь?

Савельев. Подумал, что вы характером в папу.

Оля. Немножко.

Савельев. А профессией?

Оля. Представьте себе – тоже.

Савельев. Архитектор?

Оля. Пока – строитель, защищаю дипломный проект. Отец, кстати, тоже начинал как строитель.

Савельев. Знаю.

Звонок. Оля хочет пойти открыть, но Савельев вскакивает первым.

Позвольте уж мне! (Выходит. Возвращается вместе с Синицыным.)

Оля. Добрый вечер, Сереженька.

Синицын. (целует ей руку). Добрый вечер. (Передает ей букет цветов.)

Оля. Полевые. Откуда взял?

Синицын. Ездил за город, гулял там.

Оля. А как прошла лекция?

Синицын. Ничего.

Оля. Совсем забыла, вы же не познакомились?

Савельев и Синицын знакомятся, обмениваются рукопожатием.

(Указывая на табак и трубки.) Кури! Отцу «кепстен» привезли.

Синицын (садится). Где-то тут была такая кривая. (Роется в трубках, замечает ее в руках у Савельева.)

Савельев. Пожалуйста.

Синицын. Все равно, главное – табак.

Оля. А куда ездил?

Синицын. В Серебряный бор, купался там.

Оля (Савельеву). А может, и нам завтра после зоопарка – в Серебряный бор? (Синицыну.) Забыла тебе сказать: мы тут с полковником сговорились на завтра – походить по Москве. Пойдем все вместе, ладно?

Синицын. (чиркает спичкой). У вас, кажется, погасла.

Савельев. Спасибо. (Вставая.) С вашего разрешения, ванну зажгу.

Оля. Налево по коридору, первая дверь.

Савельев. Знаю. (Уходит.)

Синицын. Кто этот всезнающий полковник?

Оля. Это бывший… то есть не бывший, а вообще хозяин этой квартиры. Сегодня утром у него был целый скандал с отцом.

Синицын. Выселить хотел?

Оля. Наоборот, никак не соглашался пожить здесь хотя бы ту неделю, что пробудет в Москве.

Синицын. И завтра в награду за его великодушие предложено водить его по Москве?

Оля. Почему в награду? Он сам вздумал идти в зоопарк, а я там не была, наверно, с пяти лет, мне тоже интересно. Приятный человек, верно?

Синицын. Разобраться но успел, но вполне допускаю.

Оля. У него в первые дни войны погибла вся семья.

Синицын. Да… Невесело. Хотя, впрочем, как и некоторые другие военные, вполне мог успеть обзавестись новой.

Оля. Не знаю. Так как все-таки прошла лекция?

Синицын. А мне было в общем-то все равно, как она пройдет.

Оля. Почему?

Синицын. Праздный вопрос, по-моему.