1759. Год завоевания Британией мирового господства - Фрэнк Маклинн

Но вскоре Боффремон поднял шум, усугубляя тем самым свои недостатки, когда с негодованием написал Беррьеру, требуя, чтобы ему объяснили, почему его подвергли перекрестному допросу. Когда 1 декабря Беррьер приказал ему и всем его кораблям в Рошфоре немедленно прибыть в Брест, Боффремон мрачно ответил, что это невозможно, но он попытается сотворить требуемое чудо. Многословную апологию он отправил Беррьеру 21 декабря. Безусловно, то, что он прибыл в Рошфор, спасая тем самым восемь кораблей, значительно лучше, чем если бы Боффремон оставался с Конфланом, где эти суда могли быть либо уничтожены, либо изолированы, оставаясь бесполезными на реке Вилен?!

Затем он начал важничать и заявил, что в настоящее время хотел бы, чтобы Беррьер выразил свою рекомендацию за все, что он сделал.

Боффремон не собирался оправдываться и в письме Шуазелю, написанном в 1762 г. в воинственном тоне, в котором он потребовал, чтобы ему сообщили, почему на него возлагают ответственность за катастрофу в Киброне, а французские командующие, действительно ответственные за разгром при Крефельде и при Миндене, никогда не подвергались порицанию.

В военно-морском министерстве сложилось собственное мнение относительно Боффремона. Пришлось подождать до 1764 г., когда ему присвоили звание генерал-лейтенанта.

Совершенно очевиден контраст между мягким отношением к Конфлану и Боффремону во Франции и жестокостью, с которой отнеслись в Англии к адмиралу Бингу. От мысли, что Адмиралтейство могло бы подобным образом обойтись с Боффремоном, охватывает дрожь. Его самозащита (позднее все было отложено) оказалась, по сути, двойной: он всегда повиновался приказам, но не увидел сигналы Конфлана. Он даже проявил своего рода благоразумие, представив себе, что мог тогда сделать его командир.

Но нужно было выбрать что-то одно; если он не был командующим, то должен был повиноваться приказам Конфлана.

Прозрачная фикция, будто он не видел сигналов маршала-адмирала, не смогла никого ввести в заблуждение. В любом случае у Боффремона имелась строгая профессиональная обязанность не терять из вида «Солейль Рояль». Он пренебрег и своим непосредственным долгом как главы эскадры: следовало проинформировать все корабли о своем решении идти в Рошфор. Поэтому нельзя логически объяснить, как остальные капитаны приняли решение «спасайся, кто может», после чего Боффремон направился в Рошфор независимо. Но он сделал именно так, потому что это оказалось одним из главных пунктов его защиты.

Посему Боффремон остается обвиняемым по ряду моральных соображений. Он пренебрег своим долгом как по отношению к вышестоящему командиру, так и по отношению к своим подчиненным. Он согрешил против дисциплины и против чести французского военно-морского флота. Как остальные капитаны, виновные в нарушении долга, он забыл кардинальное правило: все инициативы не могут быть независимыми, они должны осуществляться в рамках контекста генеральных приказов главнокомандующего. Пытаясь снять с себя обвинения по ряду различных вопросов, Боффремон просто запутался во внутренних противоречиях.

Вероятно, этот человек избежал военного суда только потому, что у Беррьера на уме были более важные замыслы. 25 ноября он проинформировал д'Огюльона о том, что экспедиция в Шотландию отложена официально.

Были уволены в отпуск войска в Морбиане, которые почти атрофировались из-за бездействия в течение многих месяцев. Однако учитывая постоянное присутствие британцев на побережье Атлантического океана, армию д'Огюльона не распустили и не перевели на службу в Германию. Ее разделили на части, распределив по округам и рассредоточив по побережью. Эти силы предназначались для отражения вторжения в Бретань и Гасконь.

Теперь острова Оздик и Бель-Иль использовались в качестве стоянок для кораблей Королевского Флота, который настолько уверился в почти постоянной оккупации, что занял несколько островков для расширения площади своих овощных огородов. Мощный французский флот оказался униженным. Подобно германскому гросс-флоту после Ютландии, он больше никогда не выходил в море во время Семилетней войны.

Хотя капитаны военно-морского флота и якобиты продолжали лоббировать Версаль, пытаясь добиться организации вторжения в Британию с помощью войсковых транспортных судов без эскорта, министры мрачно относились к «десанту». Разгром в Киброне сыграл на руку тем членам государственного совета, которые хотели сосредоточить силы на континентальной войне. Даже основной интерес со стоны Беррьера к кораблям, которые ушли в Рошфор, обезоруживал их, так как это могло сэкономить деньги.

Для Питта Киброн стал победой, которая завершила год побед. 1759 год оказался для него подобным мечте. Он превратил Королевский Флот в стержень своей глобальной стратегии, а успехи, которых удалось добиться, превосходили все самые смелые ожидания. Морское могущество позволило одержать победу в борьбе за Вест-Индию, разгромить Францию в войне за господство в Северной Америке и сорвать все планы контрнаступления Шуазеля. Вместе с Ансоном и Хоуком, талантливой командой, Питт успешно ввел инновацию, оживив флот. Ведь ни одна армада, подобная армаде Хоука, никогда не оставалась в море в течение столь продолжительного времени, и не будет оставаться в нем еще в течение сорока лет.

Теперь Британия, бесспорно, стала великой державой. Возможно, этот момент — ее величайшей во все времена. Она контролировала морские пути мира: в Северную Америку, к островам в Карибском море и на Восток.

Триумф Питта придал новые силы прусскому королю Фридриху, который в тот момент пребывал в апогее своих неудач. С помощью дипломатических тонкостей удалось не допустить вступления в войну Испании, хотя Питт знал, что она продолжала опасаться могущества Британии на всех театрах военных действий, а плохо продуманные планы (например, амбициозные идеи Ньюкасла контролировать Балтийское море с помощью морского могущества) могли легко привести к разрыву с ней, создав новых противников. Но, даже учитывая все эти обстоятельства, Ансон смог заявить: в 1760 г. Королевский Флот достигнет беспрецедентной мощи — 301 корабль и 85 000 моряков. Но самое главное, Киброн навсегда покончил со всеми теплившимися надеждами якобитов на реставрацию. «Красавчик-принц» Чарли теперь мог злиться в своей берлоге в Булони, словно Ахилл в своей палатке. Но никакое представительство отчаявшихся французских «ахейцев» никогда не нанесло ему визит с просьбой повторить набег.

Один из незначительных недостатков славного послужного списка Королевского Флота 1759 г. заключался в его неспособности выследить Туро.

Следует помнить, что британские крейсеры ушли из Остенде в середине октября. Это позволило Туро бежать. Были основания полагать: в том случае, если он все же решит напасть, корсар направится к Ньюкаслу или на восточное побережье Шотландии. Поэтому его легко смогут перехватить корабли, курсирующие между Ярмутом и голландским островом Тексель.

Но 17 октября Туро вместе со своими кораблями с тысячным войском на борту сумел ускользнуть от английских фрегатов и растворился в туманах Северного моря. Затем он вернулся в пролив Каттегат и 26 октября встал на якорь в Гётеборге, заявив: «Я нахожусь здесь по политических мотивам и без каких-либо других намерений».