Друид - Клауде Куени

Поздно ночью похолодало еще сильнее. Мне пришлось смириться с тем фактом, что все боги — не важно, греческие, римские или кельтские — относились к смертным предвзято и поступали по отношению к ним несправедливо. Думаю, каждый, кто надеется, что какой-нибудь бог по совести рассудит тех, кто живет межлу небом и землей, рано или поздно потеряет веру. Если же смириться с мыслью, что где-то там, наверху, живут бессмертные боги, которые творят что им вздумается и поступают по своему собственному разумению, не придерживаясь никаких правил, то все будет в порядке. Только в этом случае можно понять, почему наши боги допустили, чтобы какой-то римлянин несправедливо напал на нас, уничтожил несколько народов, разорил священные места и при этом постоянно мог рассчитывать на то, что в решающий момент ему повезет. Какая разница, где жили эти странные бессмертные существа — на небе или на земле?.. В ту ночь я пришел к выводу, что наши божества — всего лишь сборище негодяев, самый настоящий сброд.

Рано утром меня разбудила своим рычанием Люсия. Она заметила косуль, которые вышли на опушку леса. Я несколько раз провел рукой по морде моей любимицы — этот жест означал, что она должна вести себя тихо. Косули подошли ближе к нам. Сейчас, когда все они вышли из леса, я понял, что их целое стадо. Я инстинктивно подумал о дядюшке Кельтилле. Может быть, этой ночью он решил побывать в других местах?

— Дядюшка Кельтилл? — прошептал я.

Одна косуля подняла голову и втянула ноздрями воздух. Через мгновение, совершенно неожиданно для меня, она сделала огромный прыжок и скрылась в лесу. Остальные животные последовали за ней. У меня появилось такое ощущение, будто я увидел, как дядюшка Кельтилл улыбается мне. Словно он поговорил со мной. Нет, я не услышал ни слова, ни звука. Но меня не покидало чувство, что мой любимый дядюшка успокаивает меня и пытается подбодрить. Мне казалось, что он пообещал обязательно помочь мне. Однако прошло всего лишь несколько мгновений, и этот радостный огонек, который забрезжил у меня в душе, погас. Сколько раз на своем веку я предсказывал тем, кто спрашивал у меня совета, что им помогут? А ведь я поступал так по одной причине — я ни мгновения не сомневался, что мои слова придадут им сил и люди смогут помочь себе сами. Да-да, если ты сам пытаешься выдавать себя за великого друида и провидца, то рано или поздно начинаешь смотреть на мир другими глазами. Более трезво.

На востоке уже поднималось солнце, но рабы Фуфия Циты еще не появились. Я был вне себя от гнева. Самхайн разочаровал меня — я так и не увидел ни одного знамения, ниспосланного мне богами; мне не удалось поговорить с дядюшкой Кельтиллом. Теперь на мою голову свалилась еще одна напасть — нерадивые рабы римлянина просто оставили меня на опушке леса со всей этой посудой, продуктами и несколькими мехами вина. Медленно передвигаясь вокруг костра от одного камня к другому, я собирал кубки, миски и оставшуюся нетронутой еду. И заталкивал их в мешки, привязанные к седлу моей лошади.

Взяв лошадь за повод, я стал искать подходящее место, где смог бы без труда взобраться в седло. Неподалеку я обнаружил большой пень. Именно туда я и отвел животное, затем влез на торчащий из земли кусок дерева и попытался перебросить одну ногу через спину лошади. Но от ночного холода мои руки и ноги онемели, перестали гнуться и плохо слушались меня. Мне так и не удалось сесть верхом на лошадь, поэтому я был вынужден хромать к оппидуму карнутов, шагая по ухабистой дороге рядом с нею. Когда до Кенаба оставалось совсем недалеко, мне все же посчастливилось найти подходящее место, и я наконец оказался в седле.

В Кенабе, столице карнутов, было неспокойно. Здесь начались беспорядки. Ночью кто-то поджег склады римских купцов. По улицам расхаживали молодые кельты. Они находились в приподнятом настроении — распевали песни и постоянно что-то выкрикивали. Подъехав к той части города, в которой располагалась контора Фуфия Циты, я увидел самого купца. Его голову насадили на копье, которое, словно штандарт, несли два пьяных до полусмерти воина. Если честно, то меня охватило какое-то неприятное чувство, когда я проехал мимо, так ничего и не предприняв. Сообразив, что грозит мне, если я буду принят за римлянина, я сбросил с головы капюшон и тут же снял накидку, хотя мне было невероятно холодно. Но я прекрасно понимал, что смогу избежать множества неприятностей, если любой пьяный, которого я встречу на своем пути, сразу же поймет, что я кельт. В торговом квартале трупы римских купцов и торговцев валялись на улицах, словно выброшенные кухарками остатки еды. Я догадался, что некоторых из них просто вышвырнули из окна. Тела лежали прямо в грязи, вокруг них уже собрались бродячие собаки и начали обнюхивать мертвых. Многих купцов убили ударом меча или копья прямо в их лавках. Одного римлянина кельты с ног до головы обернули папирусом и подожгли. Среди жителей города царило такое настроение, будто начался какой-то великий праздник, по случаю которого устроено народное гулянье.

Контора Фуфия Циты была полностью разгромлена. Мощные Удары топоров разнесли в щепки двери, столы и полки. Наверняка все принадлежавшие Ците склады, которые располагались у реки, уже догорали. Между обломков и сотен валявшихся на полу свитков я увидел чью-то ногу. Я опустился на колени и через некоторое время освободил тело из-под горы документов и деревянных щепок. Это был один из работавших на римлянина писцов. Он лежал на животе, в его спине зияла огромная рана. Скорее всего, писца убили ударом топора сзади, когда он пытался спастись бегством. Под полкой в углу я нашел еще одного несчастного, работавшего у Фуфия Циты. Свернувшись калачиком, он лежал под грудой деревянных обломков, его окровавленные руки зажимали рану в животе. Голова работника была повернута под неестественным углом. Наверняка он умер в страшных мучениях от потери крови.

— Корисиос!

Боа, девушка с постоялого двора, распахнула дверь и пробежала ко мне через всю комнату. С опаской оглянувшись через плечо, она сказала:

— Они убивают всех римлян. Торговцев, купцов и чиновников!

Она дала мне шерстяную кельтскую накидку в крупную красную клетку.

— Набрось ее на плечи! Кто знает, что им придет в голову! Где твоя римская накидка? — прошептала Боа.

— Я выбросил ее по пути сюда.

— Хорошо, Корисиос. Вернее, плохо, что ты ее выбросил, потому что мне могла бы пригодиться ткань, но хорошо то, что ты избавился от этой одежды.

Мысли Боа путались.

— Что же здесь произошло? — спросил я наконец.

Девушка повернулась ко мне, ее лицо просто сияло. Она бросилась мне на шею, поцеловала и зашептала на ухо:

— Галлия вновь будет свободной, Корисиос. Кельты решили объединиться под предводительством царя арвернов, чтобы вместе выступить против войск Цезаря!

— С каких это пор у арвернов появился царь? — с сомнением глядя на Боа, спросил я.

— Его зовут Верцингеториг, — девушка широко улыбнулась. — Говорят, что он высокого роста и очень красив. Ему удалось собрать огромное войско. Все кельтские племена обязаны предоставить в его распоряжение своих воинов, которые будут подчиняться только его приказам; Наконец-то у нас появился свой полководец, который смог объединить все племена. Он один во всей Галлии! Верцингеториг!