«Фрам» в Полярном море - Фритьоф Нансен

«Пятница, 2 августа. Точно все восстало против нас, чинит нам препятствия, старается помешать выбраться из этих плавучих льдов. Спина больше не болит, и лед вчера стал ровнее, так что мы чуть было не сделали довольно хороший переход за день. Но встречный ветер и течение опять отбросили нас от земли! Я боюсь, что с этими двумя неприятелями борьба бесполезна. Нас отнесло далеко на юго-восток; северная оконечность земли лежит теперь примерно на западе от нас, и мы находимся почти под 81°36'.

Одна надежда, что этот дрейф на восток, удаляющий нас прочь от земли, прекратится или примет другое направление, и тогда мы снова приблизимся к земле. Вдобавок, на наше несчастье, полыньи затянуло молодым льдом, и стало почти невозможно пользоваться каяками. Если так пойдет дальше, дело наше дрянь.

Пока же ничего не остается делать, как идти вперед, напрягая все свои силы. Если же нас все-таки опять отнесет назад вместе с плавучим льдом, тогда, тогда…»

«Суббота, 3 августа. Неимоверные усилия! Мы, конечно, никогда бы не приложили их, если бы не знали, что нам нужно идти. По-моему, мы черт знает как мало продвинулись, если только вообще продвинулись… Последние дни для собак нет другого корма, кроме чаек и глупышей, которых удается подстрелить не больше двух штук за день. Вчера собаки получили только по маленькому кусочку сала на каждую».

«Воскресенье, 4 августа. Самое мучительное – это проклятые полыньи. Часто приходится плестись не одну сотню метров по едва замерзшему снежному салу или перепрыгивать с одной льдины на другую, таща за собой нарты и непрерывно рискуя, что они кувырнутся в воду. Вчера Иохансен сам чуть было не провалился, но, к счастью, и на этот раз, как уже бывало, дело кончилось благополучно. А собаки то и дело принимают ледяные ванны».

«Понедельник, 5 августа. Худшего льда, чем вчера, мы никогда еще не встречали. И все же удалось проползти некоторое расстояние, и день ознаменовался двумя радостными событиями: во-первых, Иохансена не съел медведь, во-вторых, мы увидели открытую воду у берега, у подножья ледника.

Тронулись в путь вчера примерно часов в семь утра и попали на лед, который превзошел самого себя своей неровностью. Точно какой-то гигант нашвырял в хаотическом беспорядке огромнейшие глыбы льда, насыпал между ними глубокие сугробы мокрого снега, под которыми стоит вода и в которые проваливаешься до пояса. Между глыбами льда беспрестанно попадаются глубокие лужи. Приходилось перелезать через горы и долы, то поднимаясь вверх, то спускаясь через одну глыбу льда за другой, через один хребет за другим, преодолевая в промежутках глубокие расщелины. Нет ни одного гладкого места хотя бы такой величины, чтобы на нем можно было раскинуть палатку.

И так все время. В довершение всех бед пал такой густой туман, что в ста шагах ничего не видно.

После невероятных усилий подошли наконец к полынье, через которую решили переправиться на каяках[337]. Очистив край полыньи от молодого льда и обломков, я подтащил к воде свои нарты и еще придерживал их, не давая соскользнуть, когда вдруг позади послышался шум, и Иохансен, который только что повернулся, чтобы подтащить свои нарты к моим, закричал: «Берите ружья!». Я обернулся и увидел, что огромный медведь бросился на Иохансена и опрокинул его навзничь, на спину. Я хотел схватить ружье, лежавшее в чехле на носу моего каяка, но в эту самую минуту каяк соскользнул в воду.

Мелькнула мысль прыгнуть в каяк и стрелять оттуда, но это было рискованно. Я стал поспешно втаскивать каяк с его тяжелой поклажей на высокую кромку льда; сделать это было нелегко: каяк был сильно нагружен. Стоя на коленях, я тянул, дергал и, распластавшись на палубе, старался как-нибудь достать ружье. Оглянуться и посмотреть, что делается сзади, было некогда. И вдруг я услыхал спокойный голос Иохансена: «Вы должны поторопиться, если не хотите опоздать».

Поторопиться! Я и так, кажется, тороплюсь! Наконец мне удалось дотянуться до приклада ружья. Я выхватил его из чехла, повернулся кругом в сидячем положении и быстро взвел курок для стрельбы дробью. Медведь стоял не больше чем в двух шагах от меня, готовясь «приласкать» Кайфаса. Времени терять было нельзя, и не взводя второго курка я выстрелил. Весь заряд дроби попал медведю в голову позади уха, и он упал между нами мертвый.

Очевидно, медведь крался как кошка по нашим следам, скрываясь за глыбами льда. Он подкарауливал нас, пока мы занимались расчисткой края полыньи, повернувшись к нему спиной. По следам, оставленным им, видно было, как он полз на брюхе через торос прямо позади нас и дальше под защитой бугра совсем рядом с каяком Иохансена. Когда Иохансен, ничего не подозревая и не глядя по сторонам, пошел назад и наклонился, чтобы взять веревку и подтянуть нарты, он вдруг увидел силуэт зверя, притаившегося позади каяка.

Сначала Иохансен подумал, что это Сугген, но прежде чем он успел разглядеть, что силуэт чересчур велик, медведь очутился над ним и дал ему такую оплеуху в правое ухо, что у него искры посыпались из глаз и он упал на спину. Иохансен пытался отбиться от зверя голыми руками: одной рукой он вцепился ему в глотку, сжимая ее что было мочи. Как раз в ту минуту, когда медведь, разинув пасть, по-видимому, готовился откусить Иохансену голову, тот и произнес золотые слова о том, что мне следует поторопиться.

Медведь, к счастью, не торопился, он стал смотреть на меня, будто недоумевая – что там у меня за спешная работа. Вдруг он заметил собак и повернулся к ним. Тогда Иохансен быстрее быстрого разжал пальцы и выскользнул из-под медведя, а тот ухватил Суггена так, что пес завыл во всю мочь, совершенно так же, как он воет, когда мы его бьем.

Потом и Кайфас получил лапой по морде. Тем временем Иохансен поднялся и, когда раздался мой выстрел, успел уже выхватить свое ружье, торчавшее из отверстия каяка. Единственное, что медведь успел сделать – это содрать слой грязи с правой щеки Иохансена (теперь Иохансен ходит с белой полосой на лице) да оцарапать ему слегка руку. У Кайфаса тоже осталась царапина на носу.

Едва медведь упал, как мы увидели двух других, выглядывавших на некотором расстоянии из-за тороса. Это были медвежата, желавшие, вероятно, поглядеть на результаты материнской охоты. Медвежата были большие. Я полагал, что на них не стоит тратить ни времени, ни патронов, так как мяса у нас теперь более чем достаточно, но Иохансен возражал, напомнив, что мясо медвежат гораздо нежнее, чем мясо старого зверя. Он сказал, что убьет только одного, и отправился за ним. Медвежата обратились в бегство. Спустя некоторое время они, впрочем, вернулись, и мы слышали, как они где-то далеко ревели, призывая мать.

Иохансен выстрелил в одного, расстояние было так велико, что он только ранил медвежонка. Со страшным ревом оба снова бросились бежать. Иохансен погнался за ними. Он, впрочем, скоро вернулся, отказавшись от погони, так как охота грозила затянуться. Пока мы свежевали медведицу, медвежата опять появились по другую сторону полыньи, и все время, пока мы не ушли с этого места, бродили вблизи. Они мычали и ревели, совсем как телята, взбирались на самые высокие торосы и оттуда смотрели за нами. Накормив хорошенько собак и поев сырого мяса, мы погрузили срезанное с медвежьих окороков мясо в каяки и, переправившись наконец через полынью, пустились дальше.