Хранитель секретов Борджиа - Хорхе Молист

– Да благословит вас Господь, кабальеро! – прошептала она, утолив жажду.

– Кто вас бросил вот так на улице?

– Мои дети.

– Ваши дети выбросили вас из дома? – воскликнул он в ужасе, отвернувшись, чтобы вдохнуть воздуха подальше от женщины.

– Дом пуст, – с трудом ответила она, глаза ее были закрыты. – Они испугались и убежали из города. Я сама велела им так сделать: они молоды и у них семьи. Пусть спасутся. Я стара, и у меня уже никого нет.

Жоан оставил свой платок, полный воды стакан и кувшин около умирающей, вымыл руки и лицо в источнике, глубоко вдохнул вдали от чумной и направился домой. Вновь увидев лежавшие на улице тела – в основном детские, – он понял, что эпидемия чумы неумолимо наступала, не щадя никого.

– Я не смог поступить по-другому, Анна, – сказал он своей супруге, вернувшись домой и описав ей все, что увидел в таверне. – Я должен был дать воды этой женщине, я не смог уйти, не ответив на ее мольбу. А сейчас боюсь, что вдохнул ее миазмы и могу заразить свою семью.

– Мы все в руках Господа, Жоан, – ответила она. – Дети этой женщины не спасутся от смерти, если она идет за ними по пятам, как бы далеко они ни убежали. Скорее всего, они уже заразились и несут болезнь в себе. Миазмы, извергаемые землей, добираются до всех нас, даже если мы находимся в море. Рассказывают о кораблях-привидениях, плавающих по морям и даже иногда пристающих к берегу с мертвой командой на борту.

– Несмотря на то что мы в руках Господа, нам все равно следует стараться избежать заражения чумой, а я не сделал этого, Анна, – продолжал сокрушаться Жоан. – Я чувствую себя виноватым.

Она ласково посмотрела на него, ее глаза светились особым блеском, и белозубая улыбка, украшенная ямочками, ослабила тоску, сжимавшую грудь Жоана.

– Вы очень хороший человек, – сказала Анна, беря его за руки. – И не имеет значения то, что жизнь заставляла вас делать. Независимо от всего, что было, вы – добрый человек. И доказательством этого является ваш поступок в отношении этой женщины. Господь не может наказать за мужество, любовь и милосердие к ближнему. Вы поступили правильно. – И, обняв мужа, она поцеловала его в губы.

Немного успокоившись, Жоан пошел к детям Рамону, Томасу и Катерине, которая уже делала свои первые шаги и пыталась произнести слово «папа». Он облегченно вздохнул, увидев, что с ними все в порядке. Они по-прежнему будут жить изолированно даже от семьи его сестры, чтобы избежать заражения чумой.

В ту ночь Жоан записал в своем дневнике: «Ваши слова да Богу в уши, супруга моя. Эпидемия чумы неумолимо наступает».

109

Процессии кающихся продолжали распространять запах ладана, хотя уже и не были такими многочисленными – их сопровождали лишь немногие верующие. В доме Серра первым заболел пятнадцатилетний подмастерье; когда это произошло, некоторые из молодых людей, решивших остаться в книжной лавке, покинули ее, чтобы поселиться у родственников или друзей, на тот момент свободных от заразы.

– Я единственный мастер, остающийся в лавке, не считая тебя и твоего зятя, – сказал Абдулла Жоану. – Позволь мне заниматься парнишками из мастерской. Сколько бы ваши эскулапы ни говорили о миазмах и чумных выделениях, я считаю, что чума – это инфекционное заболевание, но она передается не через воздух. Так что вы должны заботиться о своих семьях, а я возьму на себя заботы о больном подмастерье и о здоровых.

Старик улыбнулся, взгляд его светло-голубых глаз светился по-особенному.

– Я пережил много эпидемий чумы, Жоан, – сказал он. – И прожил жизнь, больше чем вдвое превосходящую по продолжительности жизнь обычного человека. Мне в моем возрасте станет честью быть тебе полезным, и, если кто-то должен заразиться, пусть это буду я. Я стар, и у меня нет семьи. Я не могу представить себе лучшей заключительной главы книги моей жизни, как принять смерть, помогая другим.

Жоан, глядя на Абдуллу, чувствовал, как глаза его увлажнялись.

– Спасибо, учитель, спасибо, – пробормотал он в волнении. И обнял старика.

С этого момента, дабы избежать возможности заражения от подмастерья, семья Серра заперлась на верхнем этаже и перестала каким-либо образом общаться с мастерской.

Анна и Жоан жили общей жизнью со своими детьми Рамоном, Томасом и Катериной. Они рассказывали им сказки и разные истории, разрешали старшим играть в битвы и сражения, размахивать деревянными мечами и седлать метлу вместо лошади, надевать шляпы из бумаги. В то же время они продолжали читать и совершенствовать каллиграфический почерк разными стилями, как их научил Абдулла. Катерина, которая в свои пятнадцать месяцев довольно твердо стояла на ножках, а иногда даже пыталась бегать, веселила всех и всегда находилась в центре внимания. Подвижная и улыбчивая, она была настоящей игрушкой для взрослых и детей, которые время от времени собирались вокруг нее, чтобы порадоваться ее шалостям. Жоан видел в ней Анну в миниатюре, был очарован жестами и проделками дочурки и наслаждался ее первыми словами. Он представлял ее подросшей – такой же красивой и элегантной, как мать.

– Что с тобой, радость моя? – спросила Анна в один из дней, когда малышка заплакала.

Катерина указывала на голову, и обеспокоенная Анна сообщила об этом Жоану, а тот позвал Эулалию.

– У нее нет температуры, – сказала его мать, поцеловав девочку в лобик.

Но ее внучка плакала с каждым разом все более исступленно и, когда у нее снова спросили, в чем дело, с гримасой боли на личике стала бить себя ручкой по голове. Жоан приподнял ей руки, чтобы оглядеть подмышки, и в левой обнаружил опухоль.

– Бог мой! – вскричал он. Сердце его сжалось: раньше он видел подобные гнойники у умирающей старухи. – Думаю, это бубон.

Супруги потрясенно переглянулись, у Анны от ужаса округлились глаза.

– Пока нет еще причин для беспокойства, – сказал Жоан, чтобы успокоить ее. – У нее нет лихорадки. Я немедленно иду за врачом.

Хотя врачи, не сбежавшие из чумного города, посещали только совсем небольшую часть жителей, способных заплатить за визит, Жоану не сразу удалось найти одного из тех, кто пользовался наибольшим авторитетом. Как сам врач, так и два его помощника были одеты в черное, на головах их красовались шляпы такого же цвета, а лица скрывались под белыми масками, заканчивавшимися длинным клювом, который закрывал нос и рот, – похожие маски надевали во время карнавалов. Вид у этих людей был зловещим, а их маски напомнили книготорговцу Рим и Хуана Борджиа.

– Спасите нашу дочь! – воскликнула Анна, бросившись к эскулапу, который мотнул головой в знак того, что он ничего не гарантирует.

Малышка, лежавшая в постели, была в горячке, время от времени ее тельце содрогалось от озноба. Эскулап отвел волосы от ее ушей и увидел, что за ними появились новые бубоны.

– Это черная смерть, – заявил врач гулким голосом, исходившим из птичьего клюва его маски.

Внутри этого клюва имелся фильтр, наполненный ароматическими травами, которые, как считалось, очищали миазмы вдыхаемого им воздуха.