Увечный бог. Том 2 - Стивен Эриксон

– Бугорок у нас неплохой, – сказал Вал. – Обороняемый. – И с этими словами удалился.

Скрипач снова закрыл глаза и стал слушать хруст его подошв, пока он не утих. Цепи. Дом Цепей. Мы, смертные, все про него знаем. Мы там живем.

Тишь уже видела тот откос, где его оставила, видела лежащую на самом верху темную фигуру. Все еще скованную цепями ее предков. По коже ее касаниями холодных пальцев пробегали отдаленные смерти. Преподобной больше нет. Как и Усерда. Сердце Увечного бога утрачено.

Когда здание износится до такого состояния, что никакой ремонт уже невозможен, его следует снести. Теперь все ровно к этому и свелось. Пускай враги в этот самый миг стоят, распираемые триумфом, на самой вершине Великого Шпиля, под дуновениями свежего ветра с моря. Они могут считать, что победили, что ассейлам никогда уже не сжать кулак неумолимого правосудия – чтобы ударить по их растленной самоуверенности, их безудержной наглости. Могут воображать, что будущее у них в руках, что они свободны пожирать этот мир, одно животное за другим, дерево за деревом, пока небеса и океаны окончательно не опустеют.

И, раз уж у их нынешней победы вкус крови, значит, так тому и быть – вкус этот им знаком, отвыкнуть они от него не успели, да и не собираются, пожалуй.

Вот только природа располагает собственным оружием праведности. Оружием, которое наносит удар даже тогда, когда никто его не держит. Ему не нужен ни бог, ни направляющая сила или воля – если не считать воли к слепому разрушению. Все, что ему требуется, – это свобода.

Настало время Похитителя Жизни.

Смотрите же на море, болваны. Смотрите на восходящее солнце, воображая, что настает новый день.

Вы не увидите того, что явится из мрака на западе. Убийца пробужден. Всех вас ждет уничтожение.

Невинность и незнание. Он столько времени пытался разобраться с этими двумя понятиями, и каждый раз, глядя в лицо Икария, Маппо ощущал внутри себя, в собственном сознании эту нескончаемую войну. Они были двумя состояниями бытия, не более того, и мудрецы уже не одно столетие пережевывали вопрос о том, в чем именно разница. Но в битве, которую вел трелль, мудрецы мало что понимали. Он оборонял невинность, а незнание служило ему одновременно оружием и щитом. Поскольку верил, что невинность драгоценна, что она – добродетель, состояние чистоты.

До тех пор, пока он… не знает.

Знание – враг. И всегда было врагом.

Он неуверенно пробирался сквозь полумрак, окружающую равнину пересекали теневые дороги, хотя солнца, чтобы отбрасывать эти тени, уже не было. Потом он поднял голову, увидел вдалеке фигуру, приближающуюся с юго-востока.

И ощутил внутри что-то вроде холодного шепота.

Он близко. Я чувствую… он так близко. Он заставил себя шагать быстрее – этот чужак, то, как он двигается, то, как в этом призрачном сиянии напоминает цветом выбеленную кость, – Маппо понял.

Он негромко застонал и перешел на бег.

Она его увидела, когда, почувствовав, что тяжкие, неуклюжие шаги приближаются, повернулась в его сторону. Кожа цвета мореного дерева, мрачный облик, звериный по своей природе и измученный лишениями. Существо было истощено, сгибалось под тяжестью огромного мешка, одежда на нем полусгнила. Словно призрак – но самого жалкого и прискорбного вида.

Тишь смотрела на него и ждала.

Когда она поняла, что он увидел тело Похитителя Жизни, – когда он издал негромкий животный вскрик, когда, весь перекосившись, изменил направление и заковылял к Икарию, – Тишь заступила ему дорогу.

– Слишком поздно, трелль. Теперь он мой.

Измученный взгляд остановился на ней, и трелль застыл, не дойдя до нее нескольких шагов. Очевидно, бежать ему было больно – судя по тому, как вздымалась сейчас его грудь, как он согнулся, поскольку трясущиеся ноги не держали. Потом он осел наземь, стянул с плеча мешок. Неловкое движение – и оттуда посыпались какие-то мелкие предметы. Осколки разбитого горшка. Трелль воззрился на них словно в ужасе.

– Мы их склеим, – пробормотал он, с видимым усилием отрывая глаза от осколков. И яростно уставился на Тишь.

– Я тебе не позволю, ассейл!

– Не будь идиотом.

Вытащив из мешка тяжелую палицу, он с трудом поднялся на ноги.

– Я убью тебя, если ты не уйдешь с моей дороги, – сказала она. – Я все понимаю, трелль. Ты последний из его защитников – но ты его потерял. Те, что до тебя – а их было много, – тоже в конце концов все его теряли, после чего их ждала смерть. Вот только никто из вас так ничего и не понял. Икарий Безымянных не интересовал. Тот же, кого они каждый раз выбирали, – он-то и был по-настоящему опасен. Военный вождь, угрожавший их тайным союзникам. Бунтарь, обладавший чудовищным потенциалом. Руководствуясь всякий раз самыми низменными, преходящими потребностями – политической необходимостью, – они изымали смутьяна из оборота, давали ему или ей невыполнимое задание и сковывали этим заданием на всю оставшуюся жизнь. Ты, трелль, последний из них. Из… обезвреженных.

Тот затряс головой.

– Икарий…

– Икарий Похититель Жизни – тот, кто он есть и кем всегда был. Неуправляемый, обреченный на то, чтобы раз за разом пробуждаться посреди им же самим произведенных разрушений. Его нельзя ни остановить, ни спасти. – Она шагнула вперед. – Так не мешай же мне, трелль, освободить его.

– Нет! – Палица в его руках взмыла в воздух. – Сначала тебе придется меня убить.

Она вздохнула.

– Ты и так давно мертв, трелль.

Он с ревом кинулся на нее.

Тишь уклонилась от неуклюжего замаха, шагнула ближе и выбросила вперед руку. Пришедшийся в правое плечо удар вышиб кость из сустава, разорвав мускулы. От удара трелля развернуло. Она ударила локтем ему в лицо, разбив его. И пнула сбоку в голень, сломав обе кости.

Палица глухо стукнулась о землю.

Уже падая, он попытался схватить ее левой рукой. Она перехватила запястье, сильно сжала и вывернула, так что кости треснули. Резко подтянув его поближе, Тишь погрузила другую руку ему в грудную клетку, снизу вверх меж ребер, стараясь, чтобы пальцы ушли поглубже. Потом отшвырнула назад – рука вышла наружу в фонтане крови, в пальцах осталась половина легкого.

После очередного толчка он опрокинулся на спину. Тишь навалилась сверху, обеими руками ухватив его за горло.

Маппо смотрел на нее снизу вверх. Все ложь. Я был никем. Своими руками собственную жизнь вышвырнул прочь. Они дали мне цель – а что еще нужно? Она лишила его воздуха, грудь пылала огнем. Он был искалечен и понимал, что это конец.

Икарий! Она что-то тебе сделала! Навредила!

Снизошла тьма. Я пытался. Но… оказался слишком слаб. Слишком бездарен.

Они все хотят тебе навредить.