Ревущая Тьма - Кристофер Руоккио

– Впрочем, я тоже, – сказала она. – По правде говоря, не ожидала прожить так долго.

– Как долго? – отважился спросить я.

Кряхтя, Смайт встала и подошла к буфету:

– Думала, у вас, палатинов, считается невежливым спрашивать о возрасте других.

Я промямлил некое подобие извинения, но она отмахнулась:

– Почти триста лет, хоть я и не палатин. Я. Триста лет. Можете себе представить? Моя мать работала механиком на ферме, а я вот где. Хотите бренди? Я привезла с «Непреклонного».

– Если позволите.

– Вы слышали о Черчилле? Он был королем Британии в конце золотого века, – сказала она, наполняя два широких стакана.

Я ответил, что слышал, но не стал добавлять, что не доказано, был ли Черчилль королем или занимал позицию сродни логофету.

– Уинстона Доброго назвали в его честь, – сказала Смайт. – Он любил бренди, – по крайней мере, так утверждает Вильгельм. – Она протянула мне стакан. – Ваше здоровье, лорд Марло.

– И ваше.

– За Землю и императора! – воскликнула она и выпила.

– За Землю и императора, – пробормотал я без особого рвения и тоже выпил. Признаюсь, я так никогда и не стал большим любителем этого лекарства от всех болезней, но, как говорил Кхарн, Si fueris Romae…[44]

Мы сидели в компанейской тишине, каждый со своим стаканом. На языке держался вкус апельсина, стирая более приятные ароматы и мешая разговору.

– У меня есть предложение, – откашлявшись, с тяжелым вздохом сказала Смайт, отставляя стакан.

Я помедлил с ответом, ожидая какого-то заявления. Я часто замечал такую привычку у важных персон: нобилей, советников, логофетов. Даже у некоторых знакомых мне схоластов. Я и сам этим страдаю. Но Смайт, в отличие от меня, находилась не под впечатлением от театра, а под гнетом своего высокого поста. Это наиболее частая причина.

– Учитывая алчность и требовательную натуру нашего инопланетного друга, – начала она заново, ковыряя пальцем стол, – Варро предложил отправить к его двору, ежели таковой у них имеется, апостола, чтобы умаслить его.

– Апостола? – переспросил я. Эмиссара. Посла. Я начал догадываться, к чему это идет, и внутри у меня все перевернулось. – Думаете, они согласятся?

Она присвистнула:

– Не знаю. Но мне хотелось бы иметь под рукой четкий план, прежде чем делать Бледным новые предложения. Я помню про защиту от излучения, но предлагать сразу два таких подарка – слишком жирно.

– Лесть может быть нашим главным подспорьем, – согласился я. С Кхарном она работала. – Однако у нас теперь есть на что опираться.

– Верно! – Смайт уставилась в стакан. – Ваш фокус с картой заставил их зауважать нас, да и другая выходка не повредила.

– Вы хотите назначить апостолом меня? – сказал я, понимая, к чему она клонит.

Я попытался представить это: я в посольстве у Бледных. Раньше я мечтал о такой роли, но теперь мысль об этом имела горький привкус. Привкус золы с отзвуком мольбы несчастной девушки.

«Убейте меня».

– Мы думали об этом, но есть опасность. – Она покрутила стакан и посмотрела на меня, как птица смотрит на червяка. – Варро сомневается, что аэта поймет предназначение дипломата. Может счесть его подарком.

– Вы хотите назначить меня послом у сьельсинов. Отдать меня вождю, как те пять тысяч сервов, – сказал я, не желая ходить вокруг да около.

– Не смейте меня обвинять! – ткнула она в меня пальцем. – Даже не думайте. Эти плебеи продались миграционному министерству, и я даже подумать не могла, что Сагара передаст их Бледным.

– А чего вы ожидали? – спросил я. – Что он отправит их добывать лед на том шарике, что он зовет домом? – Я едва сдерживался, чтобы не повысить голос. – Смайт, это были наши сограждане.

Рыцарю-трибуну хватило совести, чтобы отвести взгляд.

– Да, я полагала, он использует их в качестве рабочей силы. Даже пиратам нужны люди для работы на полях и фабриках.

– Вы что, не видели, что у него достаточно помощников?

На лице Смайт промелькнуло понимание и даже некое сожаление, сделав ее отчасти похожей на СОПов, которых она сейчас представила.

– Я допустила ошибку, – признала она, – но такова цена сделки с Воргоссосом. Без этого…

Она замолчала. Без этого мы не попали бы на борт «Демиурга», а вернувшегося с пустыми руками Бассандера выгнали бы из легионов следом за мной.

– Вам не стоило прилетать, мэм, – сказал я, со звоном опуская стакан. – Нужно было дать мне спокойно доделать мою работу.

Я запнулся, вдруг осознав, что значат мои слова. Я не был простым солдатом, я был лордом и не имел права так говорить с ней.

Смайт помрачнела; ее губы побелели, как у мертвеца. Но она овладела эмоциями с мастерством схоласта.

– Марло, теперь уже не имеет значения, что сделала я и что сделали вы. Важно то, что мы будем делать дальше. Я предлагаю послать к сьельсинам апостола – на их условиях, если другого выхода нет. Посредника, который будет ходатайствовать за нас и наблюдать. И, как вы сами догадались, я считаю вас идеальным кандидатом на эту должность.

– Хотите сказать, что я – расходный материал, – сказал я. Во мне бушевала ярость вкупе с глубинным, доселе неизвестным мне страхом. – Смайт, вот уж не думал, что вы мясник.

Старая женщина, которой, возможно, приходилось быть и мясником, учитывая ее крестьянское происхождение, опешила:

– Что-что?

– Если вы подарите меня Аранате, сколько времени пройдет, прежде чем меня подадут к нему на стол, а то и что похуже? Сколько времени пройдет, прежде чем со мной сделают то же, что с той бедной девушкой? А?

– Вы такой плохой дипломат? – уколола меня Смайт.

Я одарил ее самой ехидной улыбкой, которую перенял от Валки в первые дни нашего знакомства.

– Не знаю, мне и поговорить-то с ними толком не дают. На Эмеше я за пять минут добился от Уванари больше, чем Капелла за недели. – Я мысленно дал себе команду прекратить пить бренди. Пускай дальше настаивается. – Но я так и не разобрался в их нравах. В их понимании дипломатии, посол может считаться скорее подарком, новым рабом, нежели высокопоставленным гостем.

Слова, пусть и справедливые, больно жалили меня. Если бы я был моложе и глупее, то бросился бы на этот пост, как женщины бросают выходящим на смертельную арену гладиаторам цветы и нижнее белье. Во мне проснулся былой романтизм, и я все равно представил, как странствую среди ксенобитов, изучаю их обычаи, говорю на их языке. Я могу получить интересующие меня ответы о сьельсинах и Тихих божествах, которым они поклонялись.

Если выживу.