Лондонские поля - Мартин Эмис

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 154 155 156 157 158 159 160 161 162 ... 176
Перейти на страницу:

В конце концов он проложил себе пенистый путь сквозь эту толпу, не отрывая окровавленной руки от клаксона. И куда же, во что угодил? Езда походила то ли на экранизацию, то ли на инсценировку Правил дорожного движения, что бы они собою ни представляли. На каждом повороте, через каждые двести метров здесь предлагался весьма обширный выбор — новичок, неумело дающий задний ход, или матерящийся велосипедист, или озирающаяся мамаша с детской коляской. Дороги, разделенные на многочисленные участки расположенными с обеих сторон стоянками, опрокидывающимися мусоросборниками и машинами-ликвидаторами, — дороги эти превратились в детскую книжку, пестрящую экскаваторами, инкассаторскими броневиками, бульдозерами, цистернами, передвижными библиотеками, разнообразными машинами для рытья канав, укладки щебня, замены ламп в уличных фонарях, нанесения белых полос на асфальт, чистки канализации… Довольно долго Кит томился, заклиненный позади агрегата для уборки листьев. Огромная пылесосная труба, которая свешивалась у него сзади, заглатывала увядшие листья, сметенные в пирамидальные кучи на обочине. Пока он смотрел на это всасывание, на пернатое трепетание листьев, мысли о сексе вернулись к нему в голову и обнаружили, что для них там нет места. Все, что он когда-либо вытворял с женской частью человечества, он проделал опять (причем — десятикратно) накануне вечером, с нею. Подстегиваемый кнутом танец намокшей листвы. Город, где все отцвело и опало, — город, лишенный и листвы, и цветов, — город, где деревья (изрезанные глубокими морщинами, словно старческие лица) заламывали свои голые руки, — Лондон все еще мог утонуть во всей своей страхолистве.

Возле административного здания, где он оказался в без пяти одиннадцать, ему вроде бы улыбнулась фортуна — а может, сыграло роль мастерство бывалого водилы. Задняя улочка была запружена машинами — они были припаркованы в два, в три ряда, припаркованы сбоку, поперек и впритык. Но, как всегда, никто не посмел перекрыть выезд из старой маслодельни (Кит знал, что им давно не пользуются) — во всяком случае, так ему показалось, когда он глянул в пыльный огонь, полыхавший в заднем окне. Кит проворно подал свой автомобиль назад. Однако это был день ужаса — страходень. Поэтому там его поджидал, опершись на свою подпорку, страхоцикл, и Кит услышал резкий страхохруст. Еще хуже было то, что, когда Кит выбрался наружу, намереваясь высвободить свой бампер, рядом объявился громадный страхоциклист — один из этой породы бородатых великанов, страдающих от лишнего веса и обожающих ветер открытых дорог и свои страхоциклы, которые они там оседлывают. Подняв Кита в воздух, он бросил его на багажник «кавалера» и некоторое время колотил по нему (багажнику) его (Кита) головой, а затем опасно занес над ним свой обтянутый перчаткой страхокулак. Киту удалось-таки от этого дела отвертеться — он, всхлипывая, предложил верзиле краденую кредитную карточку, с серьезнейшим видом диктуя ему фальшивый адрес. Он отъехал и припарковался в трех милях от здания, а затем, роняя слезы, бросился обратно через дымящиеся заторы и невероятные толпы страхомегаполиса.

Гай Клинч направлялся к Лондону со скоростью, в два раза превышающей звуковую, будучи одним из полудюжины пассажиров запущенного с чудовищной силой дротика — «Конкорда». К более раннему вылету он опоздал на десять минут и поэтому, пытаясь уснуть, провел три часа в капсулоподобном номере отеля при аэропорте имени Кеннеди, прежде чем они мягко, но волнующе оторвались от земли, находясь в неподвижном центре урагана Лулу. Теперь он был заключен в другую капсулу, и взгляд его омывала холодная и прекрасная голубизна тропосферы. В своем иллюминаторе Гай видел также и солнце, и луну одновременно, при этом первое было осторожно затенено, профильтровано специально обработанным пластиком. Из-за того, что наблюдал он их с такой высоты и при такой скорости, ему казалось, что они движутся по направлению друг к другу с несвойственной небесным телам скоростью. Внизу же вращающаяся планета падала по своей кривой пространства-времени, совершенно невинная (хоть и многажды оболганная) в белой своей шубке. А дальше, бессмысленно огромная, простиралась бессмысленность мирового пространства.

Две очаровательных стюардессы-полиглотки исчерпывающим образом ублажали его и нянчили; он только что уговорил тарелку с яичницей-болтуньей и порцию копченого лосося, а теперь погрузился в «Любовь». Но даже и в такой обстановке Гаю случилось испытать драматический дискомфорт. Наклонившись, чтобы вновь наполнить его чашку превосходным кофе (смесь зерен разной степени обжарки, полагал Гай), одна из стюардесс заметила странный наклон подноса — сначала она осторожно двинула его книзу, а потом вдруг резко налегла на него всем своим весом. Когда Гай снова открыл глаза — а это, вероятно, произошло минуты через полторы, — то встретился взглядом с стюардом салона, который, озабоченно нахмурившись, присел на корточки в проходе между рядами кресел. Стюардесса же пятилась, прижимая к губам указательный палец. Гай извинился перед ними, и они наконец ушли восвояси. Но вот боль никуда не ушла. Не пожелала.

Последняя глава «Любви» называлась «О неудачах»: «„Все царство любви полнится историями трагическими“, — заявила мадам де Севинье, рассказывая о несчастьях, преследовавших ее сына в отношениях с прославленной Шампмесле. Монтень обходится со столь скабрезным предметом, сохраняя величайший апломб». Гай с некоторым недоумением дочитал главу, а затем перелистал объемистые примечания. Покончить с «Любовью» было подлинным облегчением: эти дразнящие образчики эротической мысли отнюдь не утоляли обуревавшей его болезненной жажды. «О любовном ухаживании». Гай застенчиво улыбнулся, вспомнив о последнем телефонном звонке и о восхитительной чувственности, которую, по-видимому, он в ней пробудил. «Ссылка на брак не является законной защитой от любви». Она, несомненно, встретит его, еще когда он будет подниматься по лестнице, на полпути до ее двери, и лицо ее будет пылать всеми своими красками. «Тому, кто любит, в случае смерти предмета своей любви надлежит не иметь никаких сердечных привязанностей в течение двух лет». Когда они начнут целоваться, он прижмет обе ладони к ее бедрам сзади — к бедрам, которые, вполне возможно, будет укрывать ее черное кашемировое платье с пуговицами, — и почти поднимет всю ее на себя. «Слишком легко достигнутый успех вскоре лишает любовь ее очарования; препятствия увеличивают ее ценность. Каждый, кто влюблен, бледнеет при виде предмета своей страсти». Когда они будут продвигаться через гостиную, дыхание ее будет горячим и сладким (и — ее: все будет именно и только ее); возможно, будут еще и слезы, необычайно обворожительные. «Подозрение и ревность, которая из него проистекает, отягчают состояние, именуемое любовью». Не так уж важно, что произойдет в спальне, и к тому же его некоторым образом пугает утрата индивидуальности (в ослепительном восторге и т. п.); однако же как странно будет выглядеть ее лицо в том ракурсе, в каком оно предстанет, когда она, как со смехом обещала, опустится на колени, чтобы снять с него брюки и все, что под ними обнаружит! «Влюбленному непрерывно и с неослабевающей силой предстает образ его возлюбленной». Да… так смуглы… и так близки друг к другу. «Ничто не препятствует тому, чтобы женщина была любима двумя мужчинами».

Гай отложил «Любовь» в сторону и взял вторую книгу, «Свет многих солнц». Несколько мгновений он испытывал смутное недоумение по поводу того, какова во всем этом роль Кита; но потом его взгляд упал на сделанную Николь надпись, над которой он уже предавался кое-каким размышлениям:

1 ... 154 155 156 157 158 159 160 161 162 ... 176
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?