Ливонская война 1558-1583 - Александр Шапран

И как три года назад польский король, освободив от московских гарнизонов Полоцк и Сокол и тем самым очистив от русского присутствия свою землю, не остановился на этом успехе и перенес войну на землю своего противника, так и теперь, в начале 1582 года, сразу после освобождения Нарвы шведы, не удовольствовавшись достигнутым, устремились на русскую территорию. Форсировав Нарову, они первым делом взяли Ивангород, чем открыли себе дорогу вглубь новгородских владений. Развивая наступление, шведы заняли древний русский город Яму, что в низовьях реки Луги, овладели Копорьем, а затем дошли до берегов Ижоры, завоевав их до самого устья, после чего Русь оказалась отрезанной чуть ли не от всего морского побережья, которым владела до начала войны. В то же время на северном русско-шведском порубежье, на карельском перешейке, шведы захватили город Корелу.

А под Псковом тем временем ситуация оставалась прежней. Русские не имели сил развить свой оборонительный успех, противник не мог возобновить наступательной активности. Удрученный псковской неудачей сейм решительно отказал королю в финансовой поддержке. Как Баторий не пытался склонить магнатов и шляхту к продолжению войны, те не соглашались, не имея прямой заинтересованности в захвате чужой территории и вообще в продолжении военных действий, к тому же с сомнительными надеждами на успех. В этой ситуации польско-литовская сторона была готова пойти на переговоры. Терпящая поражение за поражением московская сторона была согласна к переговорам давно, хотя заключить сколько-нибудь достойный мир шансов у Москвы не осталось. Последняя русская удача под Псковом не улучшала ситуации. Победа в чисто оборонительной операции без малейших предпосылок к контрнаступлению не могла изменить стратегического положения на фронте. В отличие от своего западного противника российский монарх не зависел от воли подданных, ему для продолжения войны не нужно было чьего-то согласия, и государственной казной он распоряжался единолично, как своей собственной. Но к тому времени казна была давно пуста и все ресурсы государства вычерпаны.

Еще в разгар псковской эпопеи в деревне Киверова Горка, близ города Ям Запольский, между русской и польско-литовской сторонами при папском посредничестве в лице Антония Поссевина открылись переговоры, имевшие целью поставить точку в затянувшейся войне. А 17 января 1582 года с псковских стен защитники города вдруг увидели приближающуюся к крепости шумную толпу конных и пеших людей. Привыкшие за последние месяцы к самым разнообразным проискам врага, осажденные сначала подумали, что в осадный лагерь вернулся король со свежими воинскими силами, отчего в неприятельском стане и вызвано такое ликование. Но когда толпа подошла ближе, псковичи заметили, что среди ликующих много своих, русских людей. В осажденном городе никто от главного воеводы до простого ратника не знал о мирных переговорах, тем более никто не знал о том, что они, наконец, завершились подписанием десятилетнего перемирия. Сначала об этом, естественно, стало известно в осадном лагере, что привело его обитателей в восторг, ибо на польско-литовской стороне жаждали мира не менее чем на русской. Так, например, во время переговоров некоторые польские воеводы и другие влиятельные чины то и дело покидали осадный лагерь, в котором было известно о происходящем в Киверовой Горке, и появлялись там затем, чтобы поторопить своих дипломатов подписать какое ни есть мирное соглашение. Свои просьбы они мотивировали тем, что войско гибнет в снегах под Псковом и далее поддерживать осаду оно более не в силах.

Наконец, перемирие было заключено. Подробнее об его условиях мы расскажем ниже, сейчас же только заметим, что по результатам всей войны оно означало для Москвы признание своего поражения. Условия заключенного тогда сторонами договора означали сведение на нет усилий более чем двадцатилетней борьбы за овладение Ливонией. Но по результатам последнего периода войны, в котором Россия потеряла значительную часть своих территорий, эти условия стали если и не успехом, то, во всяком случае, вполне приемлемыми, и решающим фактором этого успеха стала победа под Псковом. Сложившийся к концу войны баланс сил определился героической обороной Пскова и крупным поражением под его стенами армии противника. Падение Пскова привело бы к совсем иной расстановке сил между противоборствующими сторонами и, как следствие, к другим, более тяжелым и унизительным условиям мира.

В войне, закончившейся для России поражением, последний аккорд оказался для нее победным, а потому единственная победа в кампании 1581–1582 гг. под Псковом стала дороже многих иных крупных побед, ибо цена ей — престиж государства.

Мы оставили папского посла Антония Поссевина на старой московско-литовской границе, где-то в районе Сокола, когда король Речи Посполитой, не слишком веря в успех затеянного римским первосвященником мероприятия, тем не менее пожелал иезуиту удачи в его нелегкой миссии и, расставшись с ним, отпустил в Москву. Зато, абсолютно не сомневаясь в собственном успехе, король тогда же двинул свою армию к Пскову. Уверенность короля, как мы знаем, оказалась напрасной. Под Псковом Батория поджидала неудача, во всяком случае, не такая удача, как в прошлых кампаниях. Король не сумел овладеть крепостью, но такой результат мог считаться для русских победным только на фоне понесенных ими ранее тяжелых поражений. Противник продолжал владеть стратегической инициативой, хоть активность его заметно спала, причем спад этот стал следствием категорического отказа сейма поддерживать войну дальше. Но псковский гарнизон во главе с воеводой Шуйским оставался запертым за крепостными стенами, а тем временем другие московские воеводы, располагавшие огромными контингентами войск, предпочитали предаваться пассивному и безучастному созерцанию происходящего. Во всем этом с русской стороны не было заметно даже предпосылок хоть к какой-нибудь активности. Вот в такой расстановке сил между воюющими сторонами посланник блюстителя престола Св. Петра начал справлять при дворе русского царя свою дипломатическую миссию.

Надо сказать, что папское посредничество для самого Рима не было бескорыстным, и глава католической церкви оставался заинтересованным в своем дипломатическом успехе не меньше, чем терпящая катастрофу Москва, а потому он предельно серьезно отнесся к задуманному предприятию. Прежде всего, это сказалось в выборе им своего полномочного представителя. Следует заметить, что в Западной Европе тогда трудно было найти более искусного и опытного дипломата, чем Антоний Поссевин. Правда, он не был знаком с Россией, но на Западе с ней толком не был знаком никто. Зато он хорошо знал основных противников Москвы по войне — поляков, литовцев и шведов. Ему приходилось посещать ранее их земли, встречаться со многими влиятельными лицами, а что касается Швеции, то там он не только был лично знаком с королем Юханом, но даже склонил того в свое время к переходу из протестантства в католицизм. Здесь надо отметить, что основной чертой посла была сверхмерная склонность к кипучей политической деятельности.

Свое незнание России Антоний старался компенсировать заочным знакомством с ней, для чего в папской канцелярии он внимательным образом изучил все документы прежних отношений Рима с Москвой, письменные свидетельства купцов, путешественников и прочих, кому доводилось бывать в русских краях.