Влияние морской силы на Французскую революцию и Империю. Том II. 1802-1812 - Альфред Мэхэн

Однако ожидания Директории не оправдались: превосходные качества и обилие британских, мануфактур создали столь большой спрос на них что противостоять им не в силах была никакая бдительность чиновников. Поэтому Директория решила к концу 1797 года настаивать на исполнении закона со всей строгостью и внести другое крайне суровое требование в свой морской призовой кодекс: 4 января 1798 года в Совет пятисот поступило заявление, что «в этот самый день муниципальные администраторы, мировые судьи, комиссары Директории и таможенные надсмотрщики производят во всех главных пунктах департаментов и во всех главных общинах конфискацию всех английских товаров, обращающихся теперь во Франции вопреки закону 10 брюмера, An. 5. Таков первый акт, вследствие которого теперь, когда для континента обеспечен мир, давно объявленная уже против Англии война должна принять действительно тот характер, какой ей приличествует». Но и таких мер было недостаточно. Нейтральные суда обыкновенно заходили в британские порты, нагружались британскими товарами и перевозили их к берегам континента; известно было даже, что когда представлялся благоприятный случай, они прямо или косвенно доставляли продукты британской промышленности во Францию. Таким путем они помогали Великобритании и, в сущности, принимали участие в войне. «Директория поэтому полагает настоятельно необходимым проведение закона о том, чтобы характер, судов по отношению к тому, считать ли их нейтральными или неприятельскими, определялся их грузом… вследствие этого всякое судно, застигнутое на море, если оно нагружено, совсем или отчасти, английскими товарами, будет объявлено законным призом, кому бы ни принадлежали эти товары, которые будут считаться контрабандой уже по одной той причине, что вывезены из Англии или ее владений». Этот декрет был принят без прений, и в тех самых выражениях, в каких составлен Директорией 18 января 1798 года. С этого времени, – говоря словами французского депутата, сказанными год спустя по поводу предполагавшейся отмены закона, – «если носовой платок английского происхождения был найден на нейтральном корабле, то и этот платок, и весь груз, и самый этот корабль присуждались захватившему последний». Может быть, уместно подчеркнуть здесь, что этот декрет отличался от закона 1756 года запрещением той торговли, которая всегда была предоставлена нейтральным державам в мирное и военное время. Он отличался также и от старого закона, объявлявшего контрабандой имущество неприятеля на нейтральных судах, тем, что, в сущности, объявлял контрабандой также и нейтральное имущество, вывезенное из воюющей с Францией страны, вместе со всем грузом и с самим судном, как будто «оскверненным» нахождением на нем британских товаров.

Несмотря на это, британская торговля продолжала процветать, и новый закон принес ей скорее выгоду, чем вред. То, что могло быть осуществлено лишь отчасти упорством, безграничной властью и необыкновенной умственной и физической деятельностью Наполеона, оказалось не под силу слабой Директории. Когда война впервые закрыла французские порты для Великобритании, товары последней попадали во Францию через Нидерланды и Голландию. Когда Нидерланды были побеждены, Амстердам монополизировал торговлю. С падением же Голландии торговля перешла в Бремен и Гамбург. Последний порт, будучи дальше к востоку и более отдален от французских армий, естественно стянул к себе большую часть торговых операций и сделался истинным наследником Амстердама. Он был складочным пунктом Северной Германии, через который проходили колониальные продукты всего мира и мануфактуры британских островов, и из которого они распределялись по континенту. Огромные субсидии, уплачивавшиеся Соединенным Королевством Германии, возмещались ему, по крайней мере отчасти, через увеличение покупной способности воюющих стран, которые потребляли мануфактуры Великобритании, а также кофе и сахар, проходившие через ее порты, где облагались пошлиной.[177]Число судов, направлявшихся в Гамбург из британских портов, бывшее ничтожным в 1793 году, так возросло, что в 1795-м вместимость таких судов поднялась до пятидесяти трех тысяч тонн, а в 1798 году, в течение которого действовал новый французский закон, – до семидесяти четырех тысяч тонн. Но пока Гамбург был большим центром, и все северные германские порты разделяли его процветание. После того как Пруссия прекратила войну против Франции, в апреле 1795 года была установлена нейтральная Северо-Германская территория за линией, определенной соглашением между обеими странами. Полная вместимость судов, вошедших в порты этого района, увеличилась со ста двадцати тысяч тонн, бывших в 1792 году, до двухсот шести тысяч в 1795 году, а в 1798-м она достигла трехсот трех тысяч. Стоимость поднялась с 2 200 000 фунтов стерлингов в 1792 году, до 8 300 000 – в 1795 году, 11 000 000 – в 1798 году и 13 500 000 фунтов стерлингов в 1800 году.

Подобное расширение британской торговли имело место во всем мире. Только в Средиземном море заметно было уменьшение как вывоза, так и ввоза британских товаров; и это сокращение торговли отчасти возмещалось предприимчивостью американских купцов, – но только отчасти, потому что пираты помогали французским декретам «изгнать» нейтральные суда с этого моря. Кроме германских портов, самые большие ресурсы для коммерческой деятельности Великобритании доставляла Вест-Индия; и в том неизменно важном значении, какое имела эта страна для финансовой устойчивости Великобритании, следует искать оправдания столь поднимавшейся на смех политики Питта, которая побудила его захватить сахарные острова. Англия непременно должна была захватывать каждый враждебный остров как ценное имущество и как владение, могущее быть предметом выгодного обмена при заключении договора, и как базу для крейсеров, которые не только нападали на британские суда, но и мешали коммерческой деятельности всей страны. В борьбе между двумя равными военными флотами за господство на море трата военной силы на завоевание небольших островов – подобно тому, как делала это Франция в 1778 году – является неразумной; но когда флот обеспечил себе подавляющее превосходство над противником – как это имело место по отношению к британскому флоту в 1794 году, когда неприятель ограничивается только крейсерской войной при посредстве массы мелких приватиров, тогда истинная военная политика требует уничтожения гнезд, в которых укрываются последние. Если при этом приобретается еще контроль над богатой коммерческой ареной, какою было тогда Карибское море, то такой образ действий оправдывается вдвойне. Продукты Вест-, так же как и Ост-Индии, фигурировали дважды в доходных статьях британской торговли – при ввозе их в Великобританию и при вывозе их оттуда на континент.[178]Каждый захваченный остров помогал увеличению доходов, дававших возможность поддерживать войну.[179]Исчезновение торговых флотов Франции, Испании и Голландии, разорение Сан-Доминго и общая дезорганизация тех французских островов, которые не были еще взяты противником, отдали большую часть тропической промышленности в руки британцев; а факт, что коммерсанты и ранее привыкли доверять перевозку своих продуктов почти исключительно британским судам, помогал процветанию британского мореходства даже и в тяжелых обстоятельствах, созданных войной. Американцы одни только могли конкурировать на континентальном рынке в качестве перевозчиков этих продуктов. Лишенные возможности доставлять их прямо в Европу, вследствие закона 1756 года, они все-таки – благодаря повышению цен, которое явилось следствием уменьшенной производительности и упадка транспортного дела – могли с выгодой для себя доставлять сахар и кофе из колоний стран, воевавших с Англией, в американские порты и перевозить эти продукты оттуда на континент.