Сказка четвертая. Про детей Кощеевых - Алёна Дмитриевна

решил Савелий Афанасьевич и повернулся к нему. — Уж не держи зла, что я у тебя жену забираю. Век буду помнить, что ты ее со мной отпустил. Обещаю тебе Чернавушку как можно скорее вернуть.

— Едьте, едьте со спокойной душой, — успокоил его Клим. — Женя мне супу наварила и замороженных котлет оставила…

— Их там на месяц хватит! — откликнулась Женя.

— Ну, не на месяц, но на этот вечер точно, — поддакнул Клим. — Так что все со мной нормально будет. А вы лучше подумайте о том, чтобы самому сюда перебраться. Нечего вам одному куковать.

— Ээээ, нет, — улыбнулся Савелий Афанасьевич. — Стар я уже, чтобы на новое место перебираться. Только в Петербурге освоился. Друзей завел. Да и нравится мне там. Так что лучше вы ко мне.

Клим улыбнулся и кивнул. Оба понимали, что в ближайшее время это вряд ли случится.

— Ну все, сынок, спасибо тебе еще раз за все. Да пребудут с тобой боги. Не буду вам мешать, прощайтесь, — подвел черту Савелий Афанасьевич.

Он попробовал поднять свою сумку, согнулся, чтобы взять ее, но тут же сморщился.

— Идите в поезд, — велел Клим. — Я сам все принесу.

И Савелий Афанасьевич еще раз кивнул, благодарно улыбнулся ему и послушно пошел. Толпа тут же заслонила от них маленькое тело старичка.

Клим повернулся к Жене.

— Мой желудок по тебе уже скучает, — сообщил он. — Напиши мне, как доедете. И вообще пиши. И про отца, и про себя. А то буду волноваться.

— Что пропаду и не выполню наш уговор?

— Жень…

— Ты первый начал, — вскинула бровь Женя. — Ладно, напишу. И ты пиши. Яше со Златой от меня привет передай. И вообще… Спасибо тебе, Клим. Я придумаю, как обо всем рассказать папе, пока буду с ним, а как вернусь, сразу разведемся. А пока обещай мне не есть всякую гадость. Диета при гастрите очень жесткая.

— Есть не есть всякую гадость! — бодро воскликнул Клим. — Буду изо всех сил растягивать котлеты!

Женя засмеялась, а потом бросила на него еще один цепкий взгляд, качнулась в его сторону и поцеловала в щеку.

— Ты колючий, — сообщила она, отстранившись, и поморщилась. Впрочем, тут же не удержалась и улыбнулась.

— Ну, не одной же тебе здесь иметь иголки, — усмехнулся Клим и погладил себя пальцами по подбородку. — Думаю снова бороду отрастить. Как-то мне с ней спокойнее.

— Я подарю тебе свитер и гитару, — пообещала Женя.

— Гитару я и сам себе уже присмотрел, а свитер зачем?

— Вот приеду и объясню.

Над перроном снова пронеслось объявление.

— Все, надо бежать, — вздохнула Женя. — Клим, поблагодари от меня еще раз своего деда, пожалуйста. Все-таки он нам очень помог, подыграв. Я до последнего не верила, что он согласится.

Клим дал ей еще одно обещание, а потом подхватил чемодан и сумку, и они с Женей направились к вагону. На спине у Жени висел ее безразмерный рюкзак, из переднего кармана которого выглядывал фиолетовый плюшевый ежик. Воспоминание заставило улыбнуться. Праздник Нового года Климу очень понравился. Не совсем понятно было, почему в этом мире началом очередного года считается середина зимы, но он не мог не признать, что это было весело и красиво. Еще бы чутье не подводило раз за разом: на краю сознания то и дело начинал дребезжать звоночек, уверяя, что кто-то за ними наблюдает, и отвлекая от общего веселья. Но сколько Клим не пытался заметить слежку, никого не обнаружил, и в конце концов решил, что это просто толпа его смутила.

Проводник проверил у Жени документы, и Клим помог ей втащить в вагон багаж. Сквозь открытые двери купе было видно, как люди рассаживаются и раскладывают свои вещи.

Внезапно Женя остановилась посреди коридора и повернулась к нему.

— Если хочешь, можешь иногда звать меня Чернавой, — смущенно разрешила она.

Выйдя из вагона, Клим подошел к окну того купе, в котором ехали Женя с отцом, подпрыгнул и стукнул в окно. Женя оглянулась, заметила его и помахала рукой. Он помахал в ответ. А потом, не дожидаясь отбытия поезда, пошел прочь с перрона. Все уже было сказано, и он не видел смысла длить прощание, бередя душу и себе, и ей. Расставаться оказалось неожиданно тяжело, даже несмотря на то, что он знал, что Женя уладит в Питере все свои дела, поможет отцу и уже в июле или августе вернется обратно, чтобы обустроиться здесь и начать готовиться к экзаменам. Но чувство было такое, будто он отпустил ее навсегда и нельзя было этого допускать. Впервые в жизни у Клима появился настолько близкий друг.

Клим шел по дороге, пинал мелкие камешки, свалявшиеся из снега и грязи, и вспоминал свой разговор с дедом. Идя к нему, он был уверен, что его ждет хорошая головомойка. Однако дед на его рассказ отреагировал неожиданно спокойно.

— Эх, молодость, — едва ли не с завистью протянул он. — Чего только в молодые годы не натворишь. Весело! Ладно, не боись, не сдам я вас. Савелий Афанасьевич человек старый, не нужны ему лишние потрясения. А ты смотри, чтобы под этим предлогом дочь его и пальцем…

— Дед…

— Я перед твоим отцом за тебя с братом отвечаю! — не позволил перебить себя Сокол. — Только выходит, что-то плохо я за вами приглядываю. Ты фиктивно женился, Яша так вообще… А-а, ладно. Но пригрозить я обязан, а то получается, совсем ничего не сделал.

Клим понимающе кивнул, с трудом сдержав улыбку. А он и не знал, что его дедушка может быть таким.

— Дед, — позвал он. — А как ты понял, что бабушка — та самая?

Финист призадумался и взглянул в окно на серое январское небо.

— Как понял? Как понял? А вот как осознал, что что ни случится, сразу ей об этом хочу рассказать, так и понял. А еще — когда страшно стало, что вечер настанет, а она не позовет. Тут, внучок, не ошибешься.

Очередной камешек вылетел из-под ноги и угодил в канаву возле дороги. Клим остановился.

Черт… Забыл сказать…

Как никогда радуясь возможностям этого мира, он достал сотовый телефон, а тот вдруг сам пиликнул в его руках, оповещая о пришедшем сообщении. Клим сбросил блокировку.

«Мы отъехали».

«Береги себя», — набрал он.

«И