Безгрешность - Джонатан Франзен

– Мне это нравится, – сказал Андреас.

Неприятный инцидент случился, когда они с Тэдом подошли к главным воротам участка. Не увидев там “эскалейд”, Тэд позвонил шоферу, и тот сказал, что возвращается с бензозаправки. Через несколько минут ворота открылись внутрь, внедорожник стал въезжать на участок, и тут из-за пальмы через дорогу выскочил с камерой кто-то бритый – гринго в жилете защитного цвета с множеством карманов. Пока Андреас не спрятался за внедорожником, он успел как минимум десять раз щелкнуть на автомате Андреаса с Тэдом на фоне дома Тэда.

Как можно было так сглупить? Выставил себя на обозрение – уже плохо, а дальше еще хуже. Тэд принял стрелковую стойку и направил револьвер на фотографа, чей аппарат продолжал щелкать – Андреасу было слышно.

– Брось камеру, мудак! – заорал Тэд. – Думаешь, у меня духу не хватит? Зря думаешь!

Руку с кольтом на удивление сильно водило. Шофер Тэда выскочил из машины, вид у него был ошарашенный. С дороги донесся топот бегства. Тэд опустил револьвер, побежал к клеткам у забора около ворот и выпустил двоих ротвейлеров.

Вот и кончилась моя полоса удач, подумал Андреас.

Выйдя вместе с шофером из ворот вслед за Тэдом, он увидел, как собаки преследуют фотографа. Тут-то Убийца и дал о себе знать. Фотограф добежал до припаркованного мини-вэна, споткнулся, собаки догнали его и набросились без колебаний, одна вцепилась в руку, другая в ногу. Андреас почувствовал: ему хочется, чтобы собаки загрызли фотографа до смерти.

Тэд торопился к мини-вэну с кольтом.

Андреас сел в “эскалейд” и велел шоферу сделать то же самое. К тому времени, как они оставили ворота позади, собаки уже скулили и ковыляли прочь – фотограф, видимо, применил перцовый газ, – и мини-вэн ехал прямо на Тэда, который, похоже, утратил боевой азарт. Он сошел с дороги, рука с револьвером повисла. Шоферу “эскалейда” пришлось резко крутануть руль, чтобы избежать столкновения с мини-вэном.

– Развернитесь и поезжайте за ним, – сказал Андреас.

Шофер кивнул, но без энтузиазма, и спешить не стал. Пока он разворачивался, дорога опустела.

– Уехал, – сказал шофер, как будто это решало вопрос.

Явно все было по-прежнему. Убийца никуда не девался. Андреас чувствовал себя так, словно пробудился к яви, которая за те десять лет, что он блаженно проспал, стала еще более удручающей. Вместо любви он получил известность. Вместо жены, детей, настоящих друзей – таких, каким мог стать Том Аберант, – он получил Тэда Милликена. Он был один на один с Убийцей.

Он сказал шоферу, чтобы ехал к ближайшей клинике. Рядом с ней он увидел мини-вэн фотографа. Капли свежей крови на асфальте вели к красному пятну на линолеуме вестибюля. В комнате ожидания сидели две местные женщины и четыре больных ребенка.

– Мне нужно увидеться с другом, – сказал Андреас сестре. – Которого покусали.

Дело происходило в Белизе, и его без лишних расспросов провели прямо в кабинет, где молодой врач обрабатывал неровную рану, одну из нескольких, на руке фотографа.

– Подождите снаружи, – бросил ему врач, не поднимая глаз.

Фотограф, лежа на спине, повернул к Андреасу голову. Его глаза расширились.

– Не бойтесь, я ваш друг, – промолвил Андреас. – Я хочу это уладить.

– Ваш друг пытался меня убить.

– Мне очень жаль. У него нелады с психикой.

– Вы так думаете?

– Пожалуйста, подождите снаружи, – повторил врач.

Камера лежала на стуле. Взять ее и уйти было проще простого, но снимки были только частью проблемы. Решить остальное могли бы помочь деньги, но о нем шла слава человека, их не имеющего. Слава человека, живущего по-гандийски просто, человека, чье земное достояние умещается в один чемодан и один портфель. Большей частью эта слава шла ему на пользу, но сейчас был другой случай.

С парковочной площадки, где нестерпимо палило солнце, он позвонил своей бывшей подруге Клаудии; в летнем приморском доме ее родителей сейчас функционировал проект “Солнечный свет”. Терпение родителей, которые не только лишились привычного места отдыха, но еще и должны были покрывать расходы Проекта, было на исходе, но Клаудия оставалась ему предана и не стоила ничего – ну, разве что приходилось выслушивать ее беззлобные колкости. В Берлине была всего-навсего полночь. Он дал ей, проводившей время в клубе на берегу Шпрее, указание оплатить счет за неотложную помощь фотографу.

– Номер сейчас пришлю, – сказал он.

Клаудия засмеялась.

– Может, мне вдобавок еще слетать в Белиз и принести тебе латте?

– С молоком малой жирности и пониженным содержанием кофеина.

– А ничего, что я как раз садилась с друзьями ужинать?

Андреас прекрасно понимал: единственное, из-за чего она сможет засиять в глазах друзей еще ярче, чем благодаря его полуночному звонку как таковому, – это срочно покинуть клуб по его важному поручению. Они знали, что она полгода была его девушкой, полгода посреди минувшего безоблачного десятилетия, когда о нем шла только хорошая слава и никакой дурной. Он получал от нее не только интересный секс, но и кое-какую помощь на общую сумму не менее двухсот тысяч евро, и тем не менее из них двоих более благодарной чувствовала себя она, ибо он был славный герой, объявленный вне закона. Блаженная была пора.

Фотограф, которого звали Дэн Тирни, вышел из клиники час спустя. Из-за бритой головы он выглядел старше своих лет. Повязки на руке и ноге не казались такими уж серьезными.

– Кто-то из Берлина оплатил медикам счет, – сказал он.

– Моя знакомая, – отозвался Андреас. – Как вы?

– Мой максимум – это когда меня скорпион ужалил в веко. На этом фоне сейчас, пожалуй, четыре из десяти.

– Могу я угостить вас выпивкой?

– Не надо. Поеду к себе в отель и приму перкосет.

– Ром неплохо с ним сочетается.

– Так вы теперь что, мой друг? А где вы, интересно, были, когда этот, у которого с психикой нелады, навел на меня оружие?

– Прятался за внедорожником.

– Насчет рома я все-таки пас. Прошу прощения.

– Можно вас спросить, на кого вы работаете?

Тирни заковылял к мини-вэну.

– По-разному. Сейчас “Таймс” готовит про Милликена новую публикацию. История с попугаем, местная полиция. Самый стремный персонаж в мире высоких технологий и тому подобное. Не думаю, что фото, где он в меня целится, изменит чье-нибудь мнение о нем.

– Не льщу себя надеждой, что смогу убедить вас стереть снимки со мной и никому не говорить, что видели меня у него.

– С какой стати я бы стал это делать?

– Чтобы помочь проекту “Солнечный свет”.

Тирни рассмеялся.

– Вы хотите, чтобы я не проливал солнечного света на вашу дружбу с этим психическим? Это что – ирония, лицемерие или внутреннее противоречие? Как всегда, у меня сомнение, какой термин лучше выбрать.