Повседневная жизнь благородного сословия в золотой век Екатерины - Ольга Игоревна Елисеева

Если в беседе с Сегюром о самоедах Екатерина затрагивала вопрос о праве дикаря оставаться диким, коли он счастлив, то диалог с Казановой поднимал куда более серьезную проблему. Это разговор о праве народа двигаться к просвещению и сохранять традиции, в частности религиозные.

Первым слоем русского общества, устремившимся к европейскому образованию, было дворянство. Отношение к благородному сословию России — та лакмусовая бумажка, по которой легко проверить, чего в сущности желает стране тот или иной автор. Ведь путем дворянства пойдут и другие сословия. Во что они превратятся в мире просвещения? Перед ирландскими гостьями предстали искаженные образованием варвары — научившиеся трещать на нескольких языках, но оставшиеся грубыми и вульгарными. Виже-Лебрён увидела общество, устремившееся к высотам культуры и многого достигшее на этом пути. С ней соглашался Сегюр, описывавший «огромное государство, которое недавно лишь выступило из мрака и вдруг стало мощно и грозно при первом порыве своем к просвещению»[855].

«Все-таки русская история XVIII в. и первой трети XIX в. роскошна, упоительна. Упоительна — я не стыжусь этого слова, — писал Василий Васильевич Розанов в 1910 году после посещения выставки русских исторических портретов в Таврическом дворце. — Потом что-то случилось, лица пошли тусклые». Сила эпохи, свежесть ее красок объяснялась философом как внутренний, неуловимый порыв, некое таинство, основанное на личном, почти интимном влиянии живших тогда людей. «Бог с ней с бедностью. Я упивался богатством… Получилось целое воинство русских Паллад, Афин, Диан и, может быть, Афродит… и все эти Потемкины, Орловы, Мамоновы, эти Безбородки и Бецкие, обвеваемые волнами „грудного“ эфира, не могли не творить, не кипеть, как в афинской „агоре“ или римском сенате… „Тысяча богинь смотрит на нас с небес“ (из дворцов): тут Суворов будет побеждать, Потемкин — присоединять Крым, все будут грозить, напрягаться, „выходить из сил“. Нет, ей-ей, тогда бы и я мог что-нибудь»[856].

Именно это мы хотели сказать об эпохе, приводя тысячи бытовых подробностей, цитируя письма, рассказывая любовные истории или останавливая внимание читателей на необычных отношениях бар и крепостных, не умещающихся в социологические схемы. Предмету нашего повествования нет места на страницах учебников. Дух Времени. Лицо Эпохи. Вторая половина XVIII века — жизнерадостное, хотя и грубоватое время. Сила, брызжущая через край. Замыслы, простирающиеся до сердцевины мира. Царствование Екатерины II — время сделанных дел. Тем оно и мило одним мыслителям. Тем и отталкивает других.

В. Г. Белинский с восхищением и даже завистью смотрел на век Екатерины: «Ее царствование — это эпопея, гигантская и дерзкая по замыслу, обширная и полная по плану, блестящая и великолепная по изложению… Это драма, многосложная и запутанная по завязке, живая и быстрая по ходу действия, пестрая и яркая по разнообразию характеров…

С удивлением и даже с какою-то недоверчивостью смотрим мы на это время, которое так близко к нам, что еще живы некоторые из его представителей; которое так далеко от нас, что мы не можем видеть его ясно без помощи телескопа истории; которое так чудно и дивно в летописях мира, что мы готовы почесть его каким-то баснословным веком… Слух Руси лелеется беспрестанными громами побед и завоеваний… Заводятся школы, переводится все хорошее с европейских языков…

Знаете ли, в чем состоял отличительный характер века Екатерины II, этого светлого момента в русской истории? Мне кажется, в народности. Да — в народности… Уму русскому был дан простор, гений русский начал ходить с развязанными руками, оттого, что великая жена умела соединиться с духом своего народа… Да — чудно, дивно было это время!»[857]

Именно такое ощущение возникает от знакомства с повседневностью екатерининской эпохи. Говоря о культурных процессах, шедших тогда в недрах русского общества, мы неизбежно забегали вперед, в начало XIX века, чтобы показать их результаты; и возвращались в прошлое, к дням Анны и Елизаветы, пытаясь нащупать истоки тех проблем, с которыми приходилось сталкиваться позднее.

Екатерина II как-то высказала мнение, что одно потомство имеет право судить ее: она может показать, какой приняла Россию и какой оставляет после себя. Действительно, за три десятилетия страна разительно изменилась. Шагнула вперед в культурном и политическом смысле. Но с течением времени потомкам все труднее оценить эти перемены. Мы привыкли видеть Неву в граните и сознавать, что «без нас в Европе ни одна пушка не выстрелит».

Однако когда императрица вступила на трон, берега каналов были земляными, а петербургский кабинет позволял себе играть роль сателлита — ломовой лошади — в альянсе Австрии и Франции в Семилетней войне. Говоря о 50-х годах XVIII века, княгиня Дашкова замечала, что из светских женщин лишь она да великая княгиня Екатерина занимались серьезным чтением, а многие и вовсе не умели читать. В 90-х годах образованное дворянство говорило на четырех-пяти языках. Виже-Лебрён, попав в Петербург, а Головина в Париж, не почувствовали разницы: круг общения, манеры, обсуждаемые книги — всё было сходным. Русское дворянство существенно изменило свой образ жизни. Но в первую очередь изменилось само.

Что сделало благородное сословие вполне европейским по юридическому статусу и кругу интересов? Образование или получение политических прав? Оба процесса шли рука об руку. Однако экономический фундамент благосостояния оставался прежним — крепостной уклад хозяйства. Назревали серьезные перемены, неизбежность которых Екатерина II понимала и передала своему чаемому преемнику, духовному наследнику Александру I круг нерешенных задач.

Мы оставляем русское дворянское общество буквально на пороге этих перемен — Наполеоновских войн, удавшихся и неудавшихся реформ, глубоких духовных изменений. Вряд ли стоит винить Екатерину II за то, что ее преемники оказались менее решительны и талантливы, а русское дворянство более корыстным и недальновидным, чем хотелось бы самой императрице. Изменился Дух Времени. И то, что еще вчера казалось возможным для «отцов», сделалось преданием, чудесной сказкой, по Белинскому, для «детей». До следующей великой эпохи. До нового пробуждения.

Бессарабова Н. В. Путешествия Екатерины II по России. М., 2005.

Болотов А. Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков // Русские мемуары. XVIII век М., 1988.

Брикнер А. Г. История Екатерины Второй. В 2 т. М., 1991.

Виже-Лебрён Э. Л. Воспоминания г-жи Виже-Лебрён о пребывании ее в Санкт-Петербурге и Москве. 1795–1801. СПб., 2004.

Вульф Л. Изобретая Восточную Европу. М., 2003.