День гнева. Принц и паломница - Мэри Стюарт

— Она тебе сказала, что умерший рыцарь, брат графа Ферласа Юлиан, был моим нареченным?

— О Боже! Нет! Я не знал. Мне так жаль. — Александр начал что-то бормотать, но Лунеда оборвала его:

— Она это знала. Она позаботилась о том, чтобы он отправился в этот ее поход. И я верю, — сказала Лунеда так спокойно, что Александр против своей воли тоже в это поверил, — что если он и впрямь умер от каких-то злых чар, это она наслала, эти чары.

— Но почему?

— Чтобы он не вернулся. О да, ей бы не понравилось, если бы мужчина ее свиты бросил хоть взгляд на другую, но тут замешано нечто большее. Она боялась, что он расскажет мне об этих собраниях в восточной башне. Но она опоздала. Мне уже все было известно.

Молчание.

Александр стоял будто каменный истукан, глядя себе под ноги, и спрашивал себя: что ему теперь делать, что сказать, во что ему теперь верить? Дамам не отвечают ложью. А кроме того, он многим обязан был Лунеде за ее доброту, быть может, обязан самой своей жизнью. Но такие слова и из уст той, что когда-то сама была придворной дамой Морганы?

А Лунеда продолжала все еще тем же спокойным невыразительным голосом, сама безжизненность которого убеждала больше, чем самые горячие аргументы. Она рассказывала о клике молодых недовольных людях из отдаленных кельтских земель, недовольных Артуровым миром и сильным централизованным правлением, которое Верховный король навязал мелким королевствам Британии. Теперь нет войн, какие можно было бы вести, и суд теперь не в руках мелких корольков, а совета Круглого зала в Камелоте, и пылкие сорвиголовы среди провинциальной молодежи изнывают в бездействии. «Младокельты», вот как они себя зовут. Начиналось все вполне безобидно, но сейчас юные искатели приключений, похоже, объединяются в отряды, и этими отрядами вертят как хотят своекорыстные мужи — те, что замышляют против Верховного короля и объединенного королевства. Того самого королевства, ради которого столько воевал и столько пота пролил Артур. А двор королевы Морганы — одно из мест встреч этой мятежной юшки.

— Ты должен мне поверить! — серьезно говорила она.

Александр молчал, вспоминая собственное страстное желание отомстить Марчу Корнуэльскому, радость первой своей схватки, возбуждение и подъем боя у реки Северн и даже возбужденное ожидание приключения сегодня утром. В эту часть ее рассказа он без труда готов был поверить.

— Вот каковы советы, что она держит, — говорила Лунеда. — Не слишком часто, чтобы не вызвать подозрений стражников, которые могли бы донести Верховному королю, но так часто, как только представится предлог. Как только Юлиан поклялся мне в любви, жизнь его оказалась в опасности. Так что он не вернулся.

Было в рассказе и то, во что он не мог поверить. И все еще молчал. Несколько минут Лунеда глядела на него в молчании, а потом тихо и мягко спросила:

— Ты все еще намерен продолжать свой поход?

— Я должен. Я принес клятву. А кроме того, то, что ты мне рассказала… — Он умолк.

— Ты не можешь, не хочешь поверить? Это мне понятно. Только об одном тогда я буду тебя умолять: если ты найдешь этот грааль и если ты по-прежнему будешь верить, что он будет служить Верховному королю, то прежде, чем везти его сюда или в Кастель Аур, отвези его в Камелот и позволь самому Артуру судить, должен ли он попасть в руки его сестре.

— Но как я могу?

— Не опровергнув ее тем самым? Или потому, что в сердце своем ты знаешь, что он не позволит ей и близко подойти к чаше?.

— Госпожа… — в отчаянии начал он.

— И ты зовешь себя верным подданным Верховного короля? Или звал так себя всего несколько кратких недель назад?

Единственными звуками, оглашавшими полянку, было мерное похрустывание, с каким лошади жевали траву, и резкий голос малиновки, певшей где-то в кусте остролиста.

— Это все? — спросил он наконец, и голос его был хриплым.

Лунеда кивнула, но довольно печально.

— Это все, если не считать, что я должна поблагодарить тебя за то, что ты выслушал мня. Я даже не прошу тебя поверить мне. Ты все узнаешь сам, как только будешь далеко и неподвластен… как только ты будешь далеко. Но у меня есть еще одна просьба к тебе.

— Что же?

Из складок серого плаща хозяйка Темной Башни достала флягу с позолоченной пробкой и в футляре.

— Это вино, изготовленное монахами из господнего дома, что за рекой. Такие фляжки они каждый год присылают нам в подарок. Молю тебя, возьми его с собой в твой дальний путь.

Взяв флягу, он начал было довольно неловко благодарить Лунеду, но она только с улыбкой покачала головой.

— Это лишь половина просьбы. А вторая — вылей настойку, что дала тебе королева прошлой ночью.

На сей раз молчание было глубоким и напряженным. Даже лошади, будто почуяв что-то, перестали пастись и встревоженно подняли головы.

— Откуда ты знаешь, что прошлой ночью она дала мне настойку? — сдавленно спросил Александр.

— Ты что, не понял, что я только что тебе говорила? Ты был опоен, опутан чарами, как хочешь, так это и называй, с того самого момента, как она тебя увидела и решила, что ты станешь следующим, кто будет послан в поход во имя ее беспрестанных поисков силы и власти, что она когда-то имела и за измену лишилась.

Во все последующие годы своей жизни Александр так и не перестал сожалеть о том, что совершил он в ту минуту. Фляга Лунеды с ре позолоченной пробкой ударилась оземь. Рывком оторвав гнедого от травы, Александр вспрыгнул в седло, дал коню шпоры и сломя голову погнал скакуна прочь с поляны через лес на дорогу, оставив за собой печальный худенький призрак.

Не стоит думать, что Александр был столь слеп или столь глуп, чтобы считать свою королеву безупречной, а самого себя — окончательно и бесповоротно влюбленным. Королева Моргана сама хвалилась своим колдовским уменьем, и он уважал и страшился ее могущества, которые делали ее интерес к нему тем более лестным и волнующим. К тому же она была очень красива, а он молод; так что если она, по всей видимости, склонялась к тому, чтобы прибегнуть к магии, дабы завлечь его на свое ложе для ночных утех, что были новы для его юношеского и несколько ограниченного опыта. Что ж, значит, он явился, как говорят, на ее свист и бесконечно наслаждался собой, невзирая на возвращавшуюся время от времени слабость, вызванную легкой лихорадкой, которую он будто никак не мог стряхнуть.

Вот какие думы занимали мысли Александра, когда он скакал на север. Свежий сладкий утренний воздух, мерная рысь доброго коня, ощущение свободы (признавался он в этом себе или нет) — все это объединило усилия для того, чтобы развеять гнев, разожженный в нем словами дамы Лунеды. Эти же утренние силы достаточно его успокоили, чтобы позволить ему подумать (задним числом) над тем, что же произошло в Темной Башне. И стоило ему задуматься над этим, начала выстраиваться странная и не такая уж лестная цепочка событий.