ВПЗР: Великие писатели Земли Русской - Игорь Николаевич Свинаренко

русско-татарские, православно-исламские, славяно-тюркские, – которые сформулируют новую концепцию Евразии и империализма в нетрадиционных формах. А еврейские политологи, как всегда, будут служить силе – умной, грозной, щедрой.

Пятая империя

– Саша! Вот ты говоришь: пятая империя. Почему именно пятая?

– Объясню. Были периоды, когда мы были выше всех! Викинги называли Россию страной городов! (В то время как везде были деревни.) Первая империя – это Киевский период, единая русская империя собирала земли, она простиралась от норманнов до Тмутаракани. Этот период кончился с приходом Батыя. Второй период – это московское царство, византийство, Третий Рим, – с Калиты до Ивана IV и даже, может быть, до Алексея Михайловича. Третья империя – Петербургская, Петровская. Тогда народ был превращен в колониальное стадо, в быдло, в черных рабов, и была создана новая элита. Четвертая империя – Красная, она была построена на костях, на руинах, на полупепелище, когда все разрушилось и не было больше ни государства, ни даже самого народа. Вся русская цивилизация рухнула в 1917 году. И Сталин опять все свинтил, сварил железными швами и вывел империю на вершины духа и мощи. А сейчас настало время строить пятую империю.

– Когда решили начинать?

– Уже начали. Строительство идет.

– Народу это неинтересно, он устал и ослаб.

– Чем слабей народ сейчас, тем сильней он будет завтра. Остатки Красной империи, старые обветшавшие идеи – все будет сброшено с плеч. Будут созданы пассионарные группы, задействован огромный социальный двигатель. Используем для этого Газпром, РАО ЕЭС, Администрацию Президента. Последние выступления Суркова сквозят чаяниями имперскими. Все об империи думают! Чубайс говорил про либеральную империю, Березовский – про либеральный патриотизм. (Это все равно что летающий бегемот.) Битов писал про империю. Бродский тосковал по ней. Многие авторы сегодня пишут о том же. А литература, она всегда ощущает больше, чем политика. Весь Серебряный век русской поэзии, он чаял революцию, поэты взывали к ней. Они, с одной стороны, тосковали и ужасались, а с другой стороны – чаяли.

– Многие из тех ребят плохо кончили. Когда свершилась их долгожданная революция.

– Понимаешь, художнику не важно уцелеть, ему важно быть свидетелем. Даже если придется за это заплатить головой, он не должен роптать. Маяковский грохнул себя. Есенин – это была такая пылкая, страстная натура, которая не могла не погибнуть тогда. Они все были захвачены жуткой воронкой, коловращением мира, люди просто физически не выдерживали. Но они были свидетелями, они сами выбрали себе эту долю. И Заболоцкий, который сидел в сталинских лагерях, и Даниил Андреев, который сидел в тюрьме, и даже Мандельштам, который там погиб, – они все были внутренне счастливы оттого, что стали свидетелями этих грандиозных титанических сдвигов, они славили эти сдвиги – но погибали. Философия художника вообще такая: иди и смотри, даже если…

Итак, грядет новая империя, зажигается чаяние, фантастическая баснословная мечта! История сожжена. Распри кончились. Настало время объединяться.

Валентин Распутин – новая русская правда?

Справка: Сейчас люди так мало читают и так позабыли историю, что, наверно, не лишне объяснить: Валентин Григорьевич Распутин никакого отношения к Гришке Распутину не имеет.

Вместо эпиграфа:

Мы всё забудем, всё с тобой забудем,

Когда с аэродрома улетим

Из города, где ресторан «Распутин»,

В край, где живет Распутин Валентин.

(Андрей Вознесенский)

Там дальше еще были строки:

Завидую тебе, орел двуглавый, –

Тебе всегда есть с кем поговорить…» –

они к делу не относятся, но уж больно красивы, и потому я их не могу не привести тут.

Я впервые увидел его живьем так. Однажды в самом начале нулевых великий Распутин приехал в издательство «Вагриус», там как раз вышел его сборник. Офис тогда еще – до всех переездов – располагался на Троицкой, во дворах между Садовым и Олимпийским, в прямо-таки в сельском срубе, который, кажется, как на заказ построили для визитов писателей-деревенщиков. Они туда и ездили охотно, да вот хоть тот же Распутин. А как перебрался «Вагриус» сперва на улицу «Правды» – заметим, что слово это пишется в кавычках, – а после и вовсе в Библиотеку иностранной литературы, напротив «Иллюзиона», так не очень туда заворачивают деревенщики… (Да и я раньше куда чаще бывал в «Вагриусе», в те времена, когда там выходили мои книжки.)

Слово за слово, поздравили, отметили, выпили водки демократично из пластиковых стаканчиков, я посмотрел на классика вблизи и перекинулся с ним парой слов; приобщился, значит.

Я смотрел на Валентина Григорьича, конечно, откровенно снизу вверх. Он реально был для меня тогда крепким авторитетом и даже ориентиром. Я прекрасно помнил и имел в виду энергетику его старых книг. Про дезертира. И про деревенских, которые приехали на родину хоронить свою старуху, а она вдруг возьми да оживи. Про затопленные за ради прогресса и, как выяснилось, Абрамовича и братьев Черных (это открылось Распутину) русские земли, – это про Братскую ГЭС, которая строилась для снабжения алюминиевых заводов жирными киловаттами. Я замечательно помнил про воздействие на меня тех книг, и в первую голову, конечно, про дезертира.

Дал бы мне кто сейчас почитать таких книг, чтоб я вот с той же интенсивностью чесал репу! Все ж таки среди книжной дрисни, которую на нас вываливала при советах тогдашняя правящая партия, среди скучных тем и мертвых идей, которыми тогдашний какой-нибудь хитроумный Сурков или унылый аналог Грызлова намеревались нас развлечь, а мы только казали им кукиш в кармане, – Распутин был полноценным сверкающим алмазом.

И я, конечно, глядел на титана во все глаза и ловил его слова, чтоб он ни говорил.

Ну и что ж изменилось с тех пор? Ведь все как было, так и осталось! Распутин жив, пишет, я все так же охоч до хороших книжек, – так почему я про этот пиетет в прошедшем времени? Не из-за переезда же «Вагриуса»? Пожалуй, нет… Наверно, дело в другом. Где-то ближе к середине первого путинского срока я стал замечать, как мельчает все кругом. Люди вокруг становятся все менее масштабными. Политики – все менее похожи на государственных деятелей. Интересы публики – мелкие, всё больше хозяйственные. Застой, что-то в этом роде. Конечно же, он, как и всегда, коснулся литературы, а пуще того – отношения к ней. Писатель уж более не жрец и не носитель истин(ы), а такой же непутевый разночинец, как и репортер, только что пишет меньше и беспорядочней да зарабатывает обыкновенно помене. Ну и кто ж его будет слушать открыв рот? Бедных не слушают, как заметил кто-то из великих. К тому ж в стране появилась новая