Прелюдия к убийству. Смерть в баре - Найо Марш

Похоже, ему предстоит в последний раз созерцать компанию из частного бара, так сказать, в полном составе. Аллейн провел в «Плюмаже» чуть больше двадцати четырех часов, но временами ему казалось, что с тех пор, как он здесь обосновался, прошла уже целая неделя. Но как бы то ни было, за это время он успел так хорошо узнать здешних обитателей, что, казалось, изучил все их реакции, особенности голоса и даже мимику. К примеру, Кьюбитт во время интервью имел обыкновение кривить рот в ироничной улыбке, Пэриш выпячивал нижнюю челюсть, мисс Дарра подслеповато щурилась, Уилл Помрой смотрел на собеседника исподлобья, неосознанно дергал щекой и краснел, а старый Абель как-то по-детски широко распахивал глаза. Мистер Нарк, наоборот, придавал лицу чрезвычайно важное выражение, будто знал нечто такое, что неведомо всем остальным. Так что не было ничего удивительного в том, что иногда все эти люди представлялись старшему инспектору марионетками, способными совершать несложные движения и произносить ограниченный набор фраз лишь тогда, когда их дергали за ниточки, и ему становилось скучно. Но как бы то ни было, избежать очередного разговора с ними он не мог. Ведь убийцу так и не нашли. Кроме того, что всего два или три часа назад Фокса пытались отравить.

– Полагаю, – холодно произнес он, – я все-таки должен вам рассказать, что здесь произошло. Итак, между без четверти часа и пятью минутами восьмого сего дня кто-то подбросил яд в графин с шерри, предназначавшимся для меня и детектива Фокса. Надеюсь, вы понимаете, что по этой причине всем вам придется поведать о своих перемещениях начиная с двенадцати сорока пяти пополудни. Мы с мистером Харпером выслушаем ваши показания в гостиной, вызывая вас туда по очереди. А во избежание коллективного обсуждения упомянутого происшествия вместе с вами в баре будет находиться констебль Оутс, которому велено самым решительным образом пресекать подобные разговоры. Надеюсь, все понятно? Очень хорошо. А начнем опрос мы с мистера Кьюбитта, если, конечно, он не возражает.

Аллейн подумал, что его ждет утомительная рутинная работа без больших надежд на решающий успех. Ведь если разобраться, у всех этих людей почти наверняка отсутствует алиби, и каждый из них имел возможность в течение указанного времени проникнуть в бар, подбросить в графин яд, а потом незаметно покинуть помещение. Да, Абель имел обыкновение в середине дня задвигать шторку барной стойки и запирать ее на замок, но каждый из гостей знал, где находится ключ. Это не говоря уже о том, что помещение бара практически не закрывалось, и сам Аллейн неоднократно замечал, что бывали моменты, когда бар при открытых дверях зиял пустотой.

Кьюбитт сказал, что с двух до шести дня писал этюды у моря и вернулся в гостиницу лишь к обеду. Да, он находился в помещении частного бара, когда Аллейн и Фокс заглянули в него, чтобы выпить шерри, но сразу же после этого ушел, чтобы встретиться с мисс Мур в Кумби-хед. Прочие свидетели рассказали истории в том же духе – за исключением старого Помроя, честно признавшегося в том, что он какое-то время провел в баре, где читал газету. Все остальные всячески отрицали свое пребывание в баре в одиночестве после того, как Абель перелил шерри из бутылки в графин. И Аллейну после продолжавшегося более часа изматывающего опроса так и не удалось подтвердить или опровергнуть их показания. Последним перед старшим инспектором предстал мистер Ледж, находившийся в состоянии глубочайшей депрессии и начавший свое сообщение с серии протестных заявлений, связанных с его задержанием. Своим жалким видом и нытьем этот субъект едва не довел до нервного срыва самого старшего инспектора, но последний, сделав над собой невероятное усилие, продолжал с прежним отстраненным выражением лица задавать ему стандартные вопросы. В конце разговора Аллейн сказал:

– Мистер Ледж! Как вы могли заметить, мы с мистером Фоксом приехали в «Плюмаж» только вчера вечером, но с тех пор провели более дюжины интервью и навели множество справок. Интересно, что из всех гостей «Плюмажа» один только вы отрицательно охарактеризовали наш метод проведения расследования. Почему?

Некоторое время Ледж хранил полное молчание и лишь смотрел на Аллейна с таким видом, словно суть происходящего ускользала от его сознания. Кроме того, он почти не двигался, будто пребывая в состоянии ступора, – лишь время от времени облизывал пересохшие губы и теребил дрожащими пальцами лацкан своего пиджака. Наконец из его уст вырвалось несколько звуков, которые, впрочем, было невозможно расшифровать.

– Кажется, вы что-то сказали, мистер Ледж?

– Это не имеет никакого значения. Поскольку, что бы я ни сказал, это будет использоваться как свидетельство против меня.

Выслушав Леджа, старший инспектор сделал минутную паузу и лишь после этого заговорил снова:

– Думаю, я имею право вам сообщить, что стрелка «дартс» с вашими отпечатками была отправлена сегодня утром в Лондонское бюро дактилоскопии, где ваши отпечатки идентифицировали, а результаты идентификации передали мне посредством телефонограммы.

Ледж в отчаянии взмахнул руками.

– В телефонограмме же сообщалось, – продолжил Аллейн, – что означенные отпечатки принадлежат некоему Монтегю Тринглу, приговоренному к шести годам тюремного заключения за преследуемые законом финансовые махинации. Далее в телефонограмме говорилось, что шестилетнее тюремное заключение было сокращено до четырехлетнего, которое упомянутый Монтегю Трингл и отбыл полностью двадцать шесть месяцев назад. – Аллейн снова сделал продолжительную паузу, в течение которой лицо Леджа приобрело пепельный оттенок, после чего вернулся к затронутой им теме: – Вы не могли не знать, что полиция все это выяснит, поэтому закономерен вопрос: почему вы не сказали мне все это раньше?

– Почему?! – вскричал Ледж, снова в отчаянии заламывая руки. – Вы знаете почему, поскольку давно работаете в органах правопорядка. Разве вам не понятно, что с тех пор, как я вышел за ворота тюрьмы, меня пугает само слово «полиция» и те вопросы, которые имеют обыкновение задавать полицейские. Особенно когда узнают, что перед ними человек с уголовным прошлым. Об отношении к подобным людям я уже не говорю. Их в буквальном смысле травят, рассказывают их подноготную всем и каждому, захлопывают у них перед носом все двери. Остается только удивляться, что вы, зная все это, спрашиваете, почему я отказался с вами откровенничать!

– Ладно, – проговорил Аллейн. – Давайте пока оставим этот вопрос. Лучше скажите мне, что вы делали сегодня днем?

– Вот куда вы клоните! – завопил Ледж, в пронзительном голосе которого, как ни странно, прорывались иногда нотки уличного религиозного проповедника. – Туда, куда я и опасался. Но вы не можете спрашивать меня об этом. Потому что… потому что это отвратительно!

– Чушь какая-то, – пробормотал Аллейн.

– «Чушь», вы говорите? – окончательно распаляясь, вскричал Ледж. – Вот как! – Он неожиданно вытянул руку и помахал указательным пальцем прямо перед носом у старшего инспектора. – Вы не имеете права так разговаривать со мной, сэр! Да знаете ли вы, кто я такой? До случившегося со мной несчастья я, между прочим, считался одним из величайших финансовых умов Сити! Позвольте поставить вас в известность, что из всех живущих на земле людей только три человека предсказывали экономический кризис 29-го и 30-го годов, и одним из этой троицы был ваш покорный слуга! Так что если бы меня не предали в процессе осуществления одной очень крупной и рискованной сделки, то сейчас я находился бы в положении, позволяющем вызывать из Лондона лучших детективов Англии вроде вас или, наоборот, отказываться от их услуг небрежным движением руки!