Сопротивление большевизму. 1917-1918 гг. - Сергей Владимирович Волков

кто как мог. Орды Мамая могли бы позавидовать «товарищам» в их умении громить, грабить и делать всякие пакости, да еще своим же русским людям.

На другой день, 26 мая, по занятии «товарищами» станицы, у берега лимана под станицею появилась флотилия рыбачьих байд. Это темрючане-рыбаки прибыли за «добычею». Но байды сносились: мука, зерно, одежда, ягнята, поросята, птица, и все это отвозилось в Темрюк. На ночь советские войска расположились по дворам поротно. Для чего из целого квартала сносились в один двор подушки, перины, одеяла, бараньи тулупы и пр., на которых «товарищи» укладывались в сапогах и амуниции.

Эти картинки (далеко не все) были записаны мною еще на месте, при опросе жителей.

Отойдя на новую позицию, вечером в тот же день я получил из Тамани две подводы патронов, 2 орудия, четыре подводы снарядов и два ракетных пистолета с патронами к ним. Это был подарок немцев. В виде утешения получили мы очередное извещение о том, что немцы каждый час могут направить свои войска на Тамань. В этом, собственно, и было наше спасение. Но обещания немцев стали терять уже веру, так как это тянется уже две недели.

26 мая из Тамани прибыла ко мне дезертировавшая из Голубицкого сотня под командою хорунжего Калиниченко. «На Тоби Боже, що мени не гоже!» Лучшего станица Таманская не могла дать, так как она держала заслон в нашем тылу в сторону Анапы.

Учитывая малочисленность казаков по сравнению с большевистскими бандами, их физическое и моральное состояние после 14 дней операций против красных, наши убогие технические средства – я стал просить штаб дать исчерпывающий ответ о немецком десанте, так как стал замечать, что штаб чего-то недоговаривает и скрывает от меня истинное положение. Из штаба мне ответили: «Не лучше ли было бы вам самому переговорить с немцами». Этим штаб расписался в своей полной беспомощности, чем меня очень обрадовал.

Тогда я попросил штаб соединить меня по телефону с немцами, чтобы самому из первоисточника узнать об их намерениях и действовать в зависимости от ответа, т. е. или сдерживать «товарищей» до последней возможности, или заняться (безнадежной?) заботою приискания в Керчи плавучих средств для перевозки казаков в Крым, а оттуда на Дон. Нам было известно, что немцы находятся под Ростовом и что часть Дона очищена от красных. Часов в 8–9 вечера меня соединили с немецким штабом в Керчи. Попросил к телефону лейтенанта Гессе. Мне ответили, что лейтенанта в штабе нет, но его найдут и он сам мне позвонит.

Прошло около часу, прежде чем мне позвонили из Керчи. У телефона был Гессе. Я извинился, что его беспокою. Вежливый немец в свою очередь извинился, что заставил меня долго ждать. Начался разговор. Я обрисовал наше безнадежное положение, выход из которого видел только в помощи немцев живою силою, и спросил Гессе, можно ли на это рассчитывать. Он ответил, что есть распоряжение высшего командования и все готово для погрузки войск и что немцы обязательно будут на Тамани. («У попа була собака», – подумал я.) Но все же задаю вопрос:

– Когда же можно ожидать десант?

На это Гессе задал мне встречный вопрос:

– Можете ли вы продержаться 48 часов?

Я ответил:

– За этот срок я ручаться не могу.

– А 24 часа?

За этот срок я поручился, так как от нашей позиции до Тамани – конечного пункта отступления – было верст 20 и кое-где были выгодные складки местности, где можно было задержаться нам (тоже и «товарищам»), так как при дальнейшем нашем отходе для них открывается большой район богатых частновладельческих хуторов, еще не ограбленных «товарищами».

На мою просьбу выслать хотя бы взвод немецких солдат в Тамань для поддержания духа казаков Гессе ответил, что этого они сделать не могут.

Для меня оставалось загадкою: почему Гессе так интересовался временем – сколько мы продержимся. Впоследствии выяснилось, что немцы внимательно следили за действиями на Тамани, но по каким-то соображениям ожидали полной ликвидации нас большевиками.

В это время в Керчи большевики усиленно распространяли слух, что в случае высадки немцев на Тамани казаки сговорятся с красными и уничтожат немцев. Но вряд ли немцы придавали значение этим слухам, ибо, когда у нас произошел крах, они в течение четырех часов погрузили и перебросили в Тамань (ширина пролива 30 верст), свой десант и заняли плацдарм для дальнейшего наступления.

27 мая, с половины дня, нас начала обстреливать большевистская артиллерия, а к вечеру повела наступление их пехота, пользуясь для этого, как прикрытием, хлебами. Завязалась жестокая перестрелка. Наступление «товарищей» было остановлено, и они отошли назад. В этом бою я потерял несколько казаков ранеными и полностью таманскую сотню. А произошло это так: когда завязалась ружейная перестрелка и «товарищи» перешли в наступление, хорунжий Калиниченко первым сорвался с места и драпанул. Митинговой сотне «личный пример начальника» пришелся по вкусу: она сразу последовала примеру Калиниченко, бежала без оглядки до самой Тамани, вообразив, что ее преследуют «товарищи». Как чудо-рысак Калиниченко оказался примерным, казаки не поспевали за ним и острили: «Ох и швыдкый наш командир сотни, ще такого не бачылы…», «От нажины його!» и пр. Казачий юмор даже в таких случаях не покидал казаков.

Вопреки своему заявлению Гессе о том, что я не могу продержаться 48 часов, я все-таки продержался двое суток. За это время в старотитаровском отряде произошел перелом: там замитинговали. Задержавшись временно на одной линии с нами (по другую сторону озера Яновского), они оставили этот участок, отошли верст на 8–10 в сторону Таманской и остановились как табор на горе Карабетка. Я знал старотитаровцев как лучший боевой материал, а что они замитинговали, этому не пришлось удивляться, так как при отходе с первой позиции начальник отряда подъесаул Батицкий оторвался и скрылся в камышах. Остались при отряде хорунжие из учителей Передистый и Демьяненко и прапорщик из урядников Коваленко (все трое из станицы Старотитаровской). Демьяненко и Передистый за все время своего пребывания в отряде занимались разложением его. В данный момент начали уговаривать казаков сдаться большевикам. Только доблестный прапорщик Коваленко и несколько урядников вели борьбу против яда разложения и поддерживали боевой дух казаков. Но все же им не удалось сохранить отряд от разложения.

Впоследствии доблестный прапорщик Коваленко был убит под Ставрополем (в 1919 году). Демьяненко при общей эвакуации оказался на Лемносе, где продолжал разлагать казаков, потом тем же занимался в Сербии, а в 1923 году уехал в Совдепию.

Утром 29 мая «товарищи» опять повели наступление. Казаки оказали исключительно упорное сопротивление: примером для них