Рука в перчатке - Рекс Тодхантер Стаут

получил? Хорошо. Можно не сегодня. Утро вполне сойдет. Не забудь про боковую дверь.

Повесив трубку, инспектор хмуро посмотрел на Джин Фаррис:

– Итак, вы действительно крутая, да?

– Никакая я не крутая. – Джин невозмутимо надевала шляпку, хотя и сморщилась от боли, коснувшись левой стороны головы. – Если вы не имеете в виду, что я упрямая. Да, я действительно упрямая. Пошли.

Глава 11

В 22:00 Эйлин Делани говорила по телефону Тимоти Рейли:

– Если дадите мне возможность, я вам скажу. Я точно не знаю, где именно она находится. Цветная служанка слышала, как он заявил, что везет ее в полицейское управление. Я уже там. Звоню из телефонной будки. Еще десять минут – и я начну стрелять во все, что движется. Богом клянусь, я не шучу! Меня не пускают к инспектору Кремеру или к кому-то другому, кто имеет хоть какой-нибудь вес. Они отказываются говорить мне, здесь она или нет, но, скорее всего, она тут… Я повторяю слова служанки: «Важный свидетель в деле об убийстве Валентайна Кэрью». А ей до этого Кэрью как до луны. Она его в глаза не видела, а с его сыном познакомилась всего две недели назад… Откуда мне знать, черт побери?! А еще этот разговор о пряже. Не имею ни малейшего понятия, что бы это могло быть. Короче, я не знаю, какое отношение она имеет к убийству. Я знаю только одно: вы должны пошевеливаться и поскорее вытащить ее оттуда. Черт возьми, я отлично понимаю, что сейчас ночь! А что, закон умирает на закате? Вы адвокат или кто? Может, вы хоть что-то слышали о залоге, хабеас корпус или о гражданских правах? Если хотите поговорить со служанкой, вы найдете ее в квартире Джин. Я велела ей оставаться там. Лично я собираюсь здесь заночевать…

В 22:20 Эйлин Делани говорила по телефону Адель Ворти:

– Послушайте, Адель, это нелепо, это просто ненормально! Джин Фаррис способна быть замешана в убийстве примерно так же, как Альберт Эйнштейн! Ну конечно же, это ошибка, но как мне вытащить ее отсюда, если меня к ней не пускают и даже не говорят, где она находится?! Я обзвонила уже троих адвокатов. Они обещают посмотреть, что можно сделать, но, похоже, эти олухи боятся темноты… Да, я понимаю, что вы не можете. Но вы знаете всех в городе и наверняка можете дернуть за нужные ниточки, чтобы мне хотя бы позволили с ней увидеться. Поймите, они где-то ее держат и никто не говорит где. Боже правый, мы будто попали в Средневековье! Сделайте, что в ваших силах, а я позвоню через полчаса. Похоже, я здесь застряла…

В 22:40 Адель Ворти говорила по телефону Порции Тритт:

– Это ужасно, просто ужасно! Конечно, огласка ей не повредит, и если она выйдет сухой из воды, то, спорим, Этель Ганнон придется поработать сверхурочно. Я сейчас с ней увижусь. Но мы все любим Джин, лично я – да, и я уже звонила двоим, которые могут хоть что-то сделать, хотя раз уж речь идет о деле об убийстве, то у всех связаны руки. Если мне не изменяет память, вы были знакомы с Бобом Скиннером, когда он еще не был окружным прокурором, а с ним наверняка можно связаться. Быть может, если вы ему позвоните или даже встретитесь с ним и пустите в ход ваш проникновенный голосок… Без обид, Порция, дорогая, но вы неоднократно использовали этот прием, чтобы выцыганить у меня страничку в «Харвис базар»…

В 23:00 Адель Ворти говорила по телефону какому-то мужчине:

– Арт, простите, до меня невозможно дозвониться. Линия постоянно занята, и, боюсь, так будет до полуночи. Я пытаюсь помочь девушке в бедственном положении. Джин Фаррис – ну вы знаете этого дизайнера – арестована и содержится в управлении полиции в связи с делом об убийстве Кэрью. Какая-то дурацкая история с пряжей, которую она использовала в своей ткани… Боже мой! Совсем забыла, что вы работаете в газете. Никогда не смотрела на вас как на газетчика, потому что вы всегда хорошо одеты и причесаны… Хотя, полагаю, ваши коллеги в любом случае уже что-то разнюхали…

В полночь вконец измочаленный сержант Берк говорил Эйлин Делани:

– Проклятье! Сколько можно твердить, что она не в тюрьме! Прямо сейчас она беседует с комиссаром полиции и окружным прокурором! Конечно, если хотите, оставайтесь здесь хоть на неделю, но что это вам даст? Вы думаете, ее там бьют резиновым шлангом?! Чушь! Послушайте моего совета. Возвращайтесь домой, ложитесь в кровать и дайте вашим адвокатам тоже немного поспать…

В два часа ночи окружной прокурор Скиннер усталым голосом говорил Джин Фаррис:

– Думаю, назвать это пыткой будет явным преувеличением. Мы просто хотим получить нечто такое, чего требует от нас закон и наш служебный долг. Мы делаем свою работу, на которую нас нанял народ штата Нью-Йорк.

Комиссар полиции Хомберт тоже присутствовал при разговоре, который они вели не в его просторном и удобном кабинете наверху, а в кабинете номер девять на цокольном этаже: в средних размеров комнате практически без мебели, если не считать деревянного стола и дюжины деревянных стульев и встроенного шкафа. Комната эта была свидетелем применения более грубых методов допроса с пристрастием, хотя, конечно, не в присутствии столь высокопоставленных лиц. Хомберт, в сером мешковатом костюме, с взъерошенными волосами, медленно расхаживал взад и вперед по комнате, попыхивая сигаретой. Скиннер, во фраке и подходящем белом галстуке, явился в полночь с вечеринки на крыше отеля и теперь сидел, небрежно оседлав один из стульев и скрестив руки на его спинке. На другом стуле, лицом к нему, сидела Джин, простоволосая и растрепанная. Из последних сил стараясь держаться прямо, она жмурилась от бьющего в глаза света. Сам Скиннер при этом оставался в тени.

За те пять часов, что Джин находилась в кабинете номер девять, она опробовала самую различную тактику. С 21:00 до 22:30, находясь в обществе инспектора Кремера и двоих мужчин в форме, Джин отвечала на вопросы, рассуждала и даже спорила по всем пунктам, не имеющим отношения к тому факту, который она всячески скрывала. Однако это оказалось опасным. В какой-то момент, она сама толком не поняла каким образом, ее чуть было не загнали в ловушку. После появления комиссара Хомберта, который метал громы и молнии, придвинувшись к ней вплотную, она решила хранить молчание и отказалась отвечать. Через тридцать минут она поняла, что молчать, как воды в рот набрав, не так уж легко, и следующие полчаса сидела, держась за край сиденья стула