Экспансия-2. Безоблачное небо Испании - Юлиан Семенов

«Я б тебя и на том свете узнал, — подумал Роумэн, — Пепе; Гуарази; профессионал со страдающими глазами».

— Я вас узнал.

— Вы уже в курсе?

— Да.

— Хотите со мной повидаться?

— Это может помочь делу?

— Конечно.

— Называйте адрес, еду.

Они встретились неподалеку от набережной. Улочка была маленькая; откуда-то доносилась музыка, протяжная, мелодичная, видимо, мелодия из Кантона. Пепе появился неожиданно, вышел из полуподвального китайского ресторанчика, взял Роумэна под руку и тихо сказал:

— Если вы — а я понимаю ваше состояние — решите шлепнуть меня, дети погибнут… Готовы к конструктивному разговору?

— Да, — ответил Роумэн, не разжимая рта.

— Только не сердитесь, мистер Роумэн. Я выполняю работу, это жизнь, а она не спрашивает, нравится тебе или не нравится то, что тебе приходится делать. Словом, Ригельт убит. При необходимости можно доказать вашу причастность к этому делу. А Лангер сидит у нас на квартире и дает показания… При свидетелях… Он говорит то, что следует, мистер Роумэн… Про вашу жену — тоже. Он называет ее соучастницей убийства.

— Дети, — по-прежнему не разжимая рта, сказал Роумэн. — Что с детьми?

— Если вы отойдете от дела, мистер Роумэн, детей вернут домой, пока вы будете лететь в Лос-Анджелес.

Роумэн кивнул.

— Они живы?

— Играют в прятки с женщиной, которая их опекает… Мы подобрали очень славную женщину, которая чем-то похожа на миссис Роумэн… Детям сказали, что папа с мамой уехали в гости, Крис тоже, поэтому их привезли в другой дом… Им купили пони, мистер Роумэн, они в порядке.

Роумэн, наконец, выдохнул; он никак не мог выдохнуть все это время, словно бы раскаленный ком ворочался в солнечном сплетении.

— Скажите, мистер Гуарази…

— Я бы не рекомендовал вам употреблять это имя, мистер Роумэн. Давайте уговоримся о том, что меня зовут Пепе. И хватит. О кэй?

Роумэн снова кивнул:

— В Мадриде вы говорили о ста тысячах… Вы назвали эту сумму сами… Допустим, я наберу эти деньги, продам дом, яхту…

— Мистер Роумэн, боюсь, что в эпизоде с детьми названные мной сто тысяч будут недостаточны… Мы можем вернуться к этому разговору позже… Я так думаю… Но сейчас я должен сказать моим, что вы отошли от дела, мистер Роумэн… Во всяком случае, на этом этапе… Вы же понимаете, что в случае нарушения вашего слова ситуация повторится, и я не убежден, что она не кончится трагически…

— А если я обращусь в ФБР?

— Можете… Почему бы и не обратиться? Но тогда детей вы живыми не получите. Увы. Это — по правилам, мистер Роумэн. По тем правилам, которые сейчас вступили в силу. Я не скажу, что они мне нравятся, но факт есть факт, и я не вправе скрывать это от вас.

— Так или иначе, но информация о том, что происходило в последние месяцы, будет опубликована в английских газетах, Пепе. Я не в силах это остановить, дело сделано…

Тот вздохнул, покачав головой:

— Отчет не будет опубликован. И мистер Харрис, и мистер Мигель Сэмэл, — Пепе усмехнулся чему-то своей горькой улыбкой, — уже встретились с моими коллегами…

— Если я отхожу от этого дела, вы и те, кто вас нанял, оставляют в покое Штирлица?

— Этот вопрос я не уполномочен обсуждать, мистер Роумэн… Вы очень плохо выглядите… Поберегите себя, без вас Крис погибнет.

— Вы имеете в виду миссис Роумэн?

— Я имею в виду именно ее.

— Мне бы хотелось увидеться с вами через пару месяцев, Пепе.

— Я обещаю вам обсудить это предложение с моими боссами, мистер Роумэн. Но я еще не слышал определенного ответа на главный вопрос: вы отходите? Или намерены продолжать дело?

— А если я отвечу так… Да, я отхожу… Но я продолжаю дело… Такой ответ вас устроит?

— Пожалуйста, повторите еще раз… Вы любопытно сформулировали мысль, я хочу понять ее истинный смысл…

— Да. Я отхожу. А вы возвращаете Спаркам детей. Но я продолжаю мое дело.

— Знаете, все-таки лучше, если я передам моим боссам лишь первые две фразы. А третью я повременю передавать кому бы то ни было… Я найду вас, мистер Роумэн. И тогда я вам отвечу. Но это произойдет не в этой стране, мистер Роумэн, потому что на днях вас пригласят в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности… В связи с делом Брехта. Вам известно это имя, не правда ли? Так вот, вам не надо появляться в комиссии… Вас не станут объявлять в розыск… И вы сможете жить в Норвегии, там же хороший дом и яхта… Сказав «а», вам не остается ничего другого, как произнести «б». Мне совестно говорить вам это, я тоже дрался против наци, так, как я это умею, — Пепе усмехнулся, — но я обязан вам сказать и это…

— Я вас должен понять так, что спектакль в комиссии должен быть сыгран в мое отсутствие?

— Вы меня поняли верно, мистер Роумэн. Если вы твердо обещаете отойти, его можно вообще отменить.

— Я хочу, чтобы вы связались с кем следует и сказали, что я отхожу. А я после этого позвоню в Голливуд. И я должен услышать голоса детей.

— Это по правилам, мистер Роумэн. Мне нужно часа два, чтобы вернуть малышей миссис и мистеру Спарк. Где бы вы хотели увидеться через два часа?

— В аэропорту. Это вас устроит?

Через два часа тридцать минут Роумэн позвонил в Голливуд. Он не очень-то понимал слова Грегори, тот смеялся и плакал. «Странно, у него визгливый голос, мне всегда казалось, что он говорит басом». Мальчишки, захлебываясь, кричали в трубку, как было интересно у «тети Марты». Потом подошла Крис; голос у нее был такой же, как тогда, ночью, в Мадриде; мертвый голос старой, измученной женщины.

— О кэй, — сказал Роумэн, повесив трубку, — я удовлетворен, Пепе. Я отхожу. Только передайте вашим боссам, что они теперь больше заинтересованы во мне, чем я в них. Поэтому я бы хотел получить телефон, по которому — в случае острой нужды — смогу найти вас.

— Нет, — ответил Пепе. — Это невозможно, мистер Роумэн. За вами будут смотреть наши люди. И как только мои боссы поймут, что вы им очень нужны, я приеду. Обещаю вам…

Пепе сдержанно кивнул Роумэну. «Хорошо, что ты не протягиваешь мне руку, — подумал Пол, — я вижу, как ты хочешь это сделать, парень, и я не могу понять, намерен ты это сделать искренне или продолжаешь свою игру? У тебя странные глаза. Крис была права, когда говорила мне про твои глаза, они у тебя не простые, и я вижу в них боль. Мальчишки дома, теперь можно подумать и про такие детали, как глаза гангстера, почему бы нет?»

Роумэн проводил взглядом Пепе: тот шел как бы сквозь толпу, остроплечий, тонкий, словно хлыст, очень высокий, с откинутой назад головой. Он дождался, когда Пепе вышел из дверей аэропорта, а потом медленно двинулся в туалет. Там, пустив холодную воду, он сунул голову под струю и долго стоял так, до тех пор, пока не почувствовал рядом с собою человека: тот тщательно мыл руки, словно хирург перед операцией.