Евгений Гришковец. Избранные записи - Евгений Гришковец

Орнитолог Мария перед самой отправкой взяла у меня автограф для сына ко дню рождения. Я что-то написал, спросил, сколько ему лет, она сказала, что исполняется двадцать шесть. Я попросил передать ему привет, а она сказала, что с удовольствием привет передаст, когда сможет позвонить ему в сентябре. Вот такая жизнь…

Наше путешествие сейчас проходит по своей самой северной точке. До полюса остаётся около тысячи километров, многие покорители Севера в своё время не смогли дойти даже до того места, где мы сейчас находимся.

Но их, конечно же, тянул полюс – как тех, кто остался сейчас на берегу, тянут белые чайки, про которых так мало известно науке, тянут неизученные ландшафты островов Земли Франца-Иосифа, тянет ледовый покров этого архипелага.

Грустно далось расставание. Лично мне здорово взгрустнулось…

Не хочу сказать, что мы так сдружились за эти дни, что стали одним сплочённым экипажем, что съели пуд соли и пережили шторма. Причину грусти я вижу в другом. Я же понимаю, что больше никогда здесь, откуда в данный момент пишу, здесь, у кромки льдов острова Земли Александры, не окажусь. У меня не будет на это никакой причины, никакого серьёзного повода, не случится оказии. Или потянет в какие-то другие места – для меня притягательных мест много. А люди, которых мы сегодня оставили на острове, люди, которые проведут здесь, на архипелаге, многие недели и месяцы… Для этих людей многих мест нет. Я же вижу, что их не волнует существование на Земле Австралии или Африки, Турции или Италии. Мне любопытно посмотреть на панду или на кенгуру. Я хотел бы оказаться в джунглях, кишащих попугаями и обезьянами. Я наблюдатель. В смысле флоры, фауны, географии и геологии, я просто человек с записной книжкой и иногда с фотоаппаратом. А эти люди внятно и давно уже без всяких сомнений связали свою жизнь с полярными птицами, моржами, следами пропавших полярных экспедиций, с мхами и лишайниками. И по ним видно, что они проживают очень содержательную жизнь. У них есть большая непреходящая любовь к Арктике, и хотя любовь их безответна, это всё же любовь. Такие люди достойны восхищения, почтения, а иногда и зависти.

Сейчас вечер, 23.40 по московскому времени. Заканчивается 25 июля. О вчерашнем дне расскажу завтра. Вчерашний день – один из самых длинных дней в моей жизни.

Забавно, весной или осенью во время затяжных рабочих недель я часто теряю дни. Бывает, что в пятницу не могу вспомнить среду. Какое-нибудь событие вторника помню, то, что вчера был четверг, знаю, а среду вспомнить не могу. Не за что зацепиться воспоминаниями. Пролетела среда незаметно, и не то что ничего не случилось, но даже ничего существенного не было пережито. А иногда бывает, что по всем ощущениям пора пообедать, а на самом деле уже и ужинать поздно. Такие бывают незаметные дни. Но случаются в жизни… Именно случаются!..

Случаются длинные дни, когда по причине интенсивности событий, а главное – яркости и мощи переживаний, которые идут чередой одно сильнее другого, кажется, что утро было очень давно, или даже кажется, что оно было вчера. Вот таким было для нас 24 июля – день нашей встречи и знакомства с Землёй Франца-Иосифа.

Скажу просто: Земля Франца-Иосифа – это чудо. Не одно из многочисленных приятных и радостных чудес, которых в мире много, а такое большое, значительное, непростое и даже суровое, но настоящее чудо. Мы вчера посмотрели всего несколько островов, совершили несколько высадок, и ясно, что только едва прикоснулись, одним глазком увидели самый краешек огромного и удивительного феномена под названием архипелаг Земля Франца-Иосифа. Но после того, что мы видели вчера, никогда больше люди, болеющие Арктикой, все эти полярные учёные, полярные лётчики, местные моряки, метеорологи, которые жить не могут без Севера и для которых Земля Франца-Иосифа является жемчужиной Арктики, – никогда больше они не будут казаться мне чудаками, которые любят что-то холодное, странное и некрасивое.

Вчера я многократно убедился, что Арктика прекрасна.

Хорошо, что у меня нет с собой фотоаппарата. Кое-что снимаю на телефон. Я специально не взял с собой хорошую камеру – и правильно сделал. Никакая оптика, никакая самая лучшая аппаратура не сможет передать то, что видит здесь глаз, то, что слышит ухо, и то, что удаётся вдохнуть. Все фотографии Арктики, которые я видел прежде и которые вижу здесь у тех, кто беспрерывно снимает, – это только иллюстрации, а точнее, памятки для фотографирующего, чтобы было что пересмотреть спустя какое-то время. Я представляю, с какими трудностями столкнутся вернувшиеся из нашего путешествия люди, когда будут показывать свои фотографии друзьям, коллегам и ждать того восторга, какой испытывали сами, когда снимали и видели то, что вчера нам предъявила Арктика.

Я тоже в своих рассказах буду краток, потому что понимаю, что мои словесные возможности ничтожно малы для того, чтобы описать увиденное. Но хотя бы заинтриговать попытаюсь.

Осталось всего десять минут от уходящих суток 25 июля. Наш корабль дал свой хриплый и чуть простуженный гудок, теряя из виду Землю Александры. В каюте, где я сейчас диктую это письмо, тепло, за иллюминатором тяжёлое северное небо. Периодически слышен и чувствуется скрежет. Это «Профессор Молчанов» расталкивает льды.

Русская Арктика. День девятый

26 июля, 14.35 по московскому времени. Идём со скоростью узлов десять. Штиль, но качает довольно прилично. Волны плавные, но не маленькие. Очень плотный туман. Видно метров 40–50 от борта. На борту тишина, все сонные. Свободные от корабельных работ и те, кого не сломил послеобеденный сон, смотрят фильм Данелии «Кин-дза-дза». Вот закончу это письмо и присоединюсь к просмотру… Обратный путь всегда таков. Особенно когда понимаешь, что этот путь не близкий и ускорить его невозможно.

А позавчера на борту царили совершенно другие настроения. Позавчера был очень ранний подъем. В 6 утра все, кто был в силах, и те, кто был обязан, поднялись и стали готовиться к высадке на остров Хейса. Там находится научная станция и самое северное российское почтовое отделение. На этой станции сейчас работает четыре человека, точнее, до нашего прихода на ней работали четыре человека, теперь их пять. Мы оставили на острове Ваню. Ваня – сотрудник национального парка, и его оставили там для мониторинга. Хоть убейте, не пойму, что это значит в здешних условиях.

Люди, которые живут и работают на этой станции, не видели других людей четыре или пять месяцев. Для них у нас на борту был увесистый и объёмный груз – в основном продукты. Я поинтересовался, что же они едят. Мне сказали, что в основном это консервы и что-то сушёное. То, что мы привезли, для них было, скорее, радостью и лакомством: свежая картошечка, немного моркови, соки в пакетах, несколько упаковок газированной минеральной воды, молоко, сладкие йогурты, кексы и пирожные в упаковках, немного фруктов. Все это напоминало этакий груз для праздника в детском саду. Ещё со станции особо просили привезти ржаного хлеба. Лично мне доверили доставить нашим полярникам пластмассовое ведро с квашеной капустой. Я очень ответственно отнёсся к этому заданию.

Я ожидал, что когда мы будем высаживаться, нас будут радостно встречать истосковавшиеся по общению и свежим лицам люди. Мне почему-то казалось, что они там, на станции, с вечера вышли к берегу и ждут нашего прихода, нетерпеливо вглядываясь в горизонт. Но на берегу нас никто не ждал.