Иерусалим правит - Майкл Муркок

Только теперь выяснилась причина роскошного приема, ожидавшего меня в городе, а также готовности, с которой паша доверил мне воплощение своих авиационных замыслов, — все это имело кое-какое отношение к деловому предприятию мистера Микса. Но почему мой старый сотрапего теперь вынужден отрабатывать долг?

— Я только не знал, что у Тами есть интересы почти во всех денежных городских делах. Он — генеральный директор добывающих компаний, импортных и экспортных фирм, банков, газет. Неважно чего — было бы оно прибыльным. Меньшие фирмы он оставлял своим большим мальчикам, а самые маленькие просто платили комиссионные местным чиновникам. А я не платил никому, кроме ребят из мечети. Наверное, никто и подумать не мог, что «Дворец» станет популярным. Ну, Тами много времени не понадобилось — он новый бизнес чует лучше, чем Аль Капоне, — и однажды я получил предложение. Он сообщил, что собирается купить компанию и сделать меня управляющим. Или, сказал паша, он может бросить меня в тюрьму как нелегального эмигранта, или отослать обратно в США, или оштрафовать. Именно тогда я узнал, что он не просто мэр Марракеша, но и все чертово министерство юстиции, судья и присяжные разом. Мое дело уже рассмотрено. Я должен ему сто тысяч дирхемов, штраф за мой незаконный бизнес. «Дворец кино» конфискован вместе со всем имуществом. Ну, Макс, у меня в гостиничном номере было пятьдесят тысяч франков, но его гориллы нашли деньги, с меня «стребовали налог», и я снова остался без гроша в кармане!

— Ты не обращался за помощью к американскому консулу?

— Там не могли мне помочь, — вот все, что он сказал в ответ.

— А «Дворец кино»?

— Я вытащил из проекторов пару винтов, и через несколько дней все сломалось. Я думал, что поступил по-умному. Я сказал эль-Глауи, что могу снова запустить машину, но мне нужно отвезти ее в Танжер на ремонт. Он ответил, что пошлет за новым аппаратом. Его пока еще не привезли, а тем временем два местных инженера осмотрели проекторы, которые теперь работают довольно сносно, за исключением того, что нет большинства линз. Я не могу даже добраться до пленок. Тами где-то все спрятал. И вот я здесь. Я даже послал в Касу за некоторыми английскими и египетскими фильмами. Пора уже заменить «Белых асов» — у них не хватает середины — и «Пропавшего ковбоя» — там огромная царапина на последней катушке.

— Кажется, они предпочитают кинофильмы Макса Питерса, — с некоторым удовлетворением сказал я.

Все стало ясно! По выражению лица мистера Микса я угадал, что именно он забрал с собой пленки, когда сбежал. Это мои фильмы много раз показывали в Африке, по всему Марокко, меняя названия, переводя их на арабский, — и это мои фильмы стали основой прибыльного бизнеса негра! В желудке у меня возникло необычное ощущение — так организм выразил странную смесь негодования и благодарности. Вот почему нас не схватили как итальянских шпионов! Вот почему эль-Глауи так твердо верил, что мы — американские кинематографисты, вот почему он так заботливо обхаживал меня и ловко заманил негра в ловушку!

Я молчал несколько минут, пока Микс смущенно бормотал извинения.

— Это был единственный выход, который у меня оставался, Макс. Я знал, что существовали другие копии. Я понимаю, что немного навредил твоему тщеславию, но для меня это был способ выжить.

— Лучше бы ты остался на борту, — сказал я наконец.

— Я не мог, Макс. Я пытался объяснить вам. Ноги у меня зудели. Я должен был уйти.

Я понял это стремление, хотя едва ли мог сочувствовать ему.

— А мои фильмы — теперь личная собственность паши?

— Наверное. Может, нам удастся выкупить их.

Я вздохнул, не решаясь винить темнокожего в содеянном. Нельзя судить о людях других рас по собственным высоким стандартам. Я сказал ему, что тайна разгадана и я этим доволен. И несколько принужденно добавил, что по-прежнему рад нашему воссоединению.

— Поверь мне, Макс, — произнес он. — Я так счастлив тебя видеть. Ты еще и половины не знаешь. Мне везло, как петуху в супе. Мне нужно добраться до Танжера!

— Но я не собираюсь в Танжер. — Я не знал, что еще ответить.

— Соберешься, Макс, — сказал он. — И когда это случится, я буду с тобой.

Он поблагодарил меня за кокаин. По его словам, порошок поможет ему исполнять официальные обязанности. Он посмотрел на карманные часы.

— Я должен лететь. Не думай обо мне слишком плохо, Макс. Мы вернем твои фильмы.

Когда он ушел, я по-настоящему развеселился — и не без оснований. Теперь я понял причину своего нынешнего успеха и успокоился. Вдобавок свидетельства моей голливудской карьеры, пусть и не полные, по крайней мере, оказались в безопасности. Я решил, что частью платы за мои услуги станут фильмы, которые паша прятал, чтобы не позволить мистеру Миксу сбежать. Несомненно, мне не так-то легко удастся добиться согласия эль-Глауи на это — требовалось подождать, выбрать нужный момент. Утвердившись в таком решении, я целиком отдался работе. Я подготовил все первоначальные планы и проекты, расчеты и расценки (в долларах и франках) задолго до того, как паша послал за мной. Кажется, возникла проблема с наследованием, и он участвовал в возведении на престол нового султана. Я постарался с максимальной пользой провести время. Мои нормальные желания наконец полностью восстановились, а Марракеш славился красивыми шлюхами, стоявшими по ночам по периметру Джема-эль-Фна, в пешей доступности от моего отеля; я увлекся и спал с несколькими партнершами каждую ночь.

За исключением того, что в Марракеше не было побережья, город почему-то казался странным эхом Голливуда. Он порождал во мне удивительные воспоминания. И чувствовал я себя как в Голливуде — так, словно вернулся домой. Тем не менее я не был готов назвать конкретные черты, объединявшие эти два очень похожих места и столь отличный от них Киев, в котором я провел большую часть детства.

Марракеш мог бы в конечном счете стать столицей кинопроизводства Карфагена и распространять по Земле исламские идеалы, как мы пытались распространять идеалы христианства. Но один идеал — Смерть, а второй — Жизнь. Сегодня Жизнь отступает под давлением Смерти. Самое время для чудес, как сказал я миссис Корнелиус. Она загадочно ответила, что, по ее мнению, с меня уже довольно чудес. И захохотала от всего сердца, отчего у нее начался приступ кашля, и я так и не смог добиться от нее объяснений.

— Ваши легкие доведут вас до беды, — сказал я. — Нужно курить сигареты с фильтром.

Но она небрежно относится к таким вещам. И все-таки я думаю, что теперь, сидя в старом кресле в сыром подвале, полном заплесневелых журналов, потягивая джин из стакана и беседуя с той маленькой черно-белой кошкой, которую до безумия любит ее сын, миссис Корнелиус иногда счастлива, как в прежние времена. К сожалению, она не замечает запаха. Но она настаивает, что сама будет делать всю работу по дому.

— Я завсегда аккуратная, но особо не привередничаю, — говорит она. — Нет смысла волноваться из-за кошатшьего дерьма на ковре.

Она смеется, складки жира качаются, как кружева актера, играющего роль Пьеро на курорте, и я вспоминаю о ее недолгом возвращении на сцену в сороковые годы, когда она развлекала военных и шесть недель подряд выступала в «Килберн эмпайр» с братьями Миллер: Карлом, Джонни и Максом[667]. Тогда все они еще были комедиантами.