Автор и герой в эстетическом событии - Михаил Михайлович Бахтин

формы в изобразительном искусстве. Указ. изд. Разд. II: «Форма и воздействие»). Бахтинский термин «архитектоника» из СМФ восходит к представлениям об «архитектонически» организованном «бытии-событии» ФП, а также к ситуации общения автора и героя в АГ.

13 Ср. в прим. 132 к АГ бахтинское суждение об «импрессивной эстетике». Связывая с «впечатлением» лишь такой аспект произведения, как «композиция» (противопоставляя «композиции» понятие «эстетического объекта»), Бахтин тем самым отмежевывается от «эстетики впечатления».

14 Quaternio terminorum — учетверение терминов (латин.). Так в формальной логике обозначается ошибка, состоящая в появлении в умозаключении четвертого термина, что происходит при употреблении термина в двойном значении.

15 В 40-е годы Бахтин – сложившийся теоретик романного жанра – принципиально противопоставляет роман эпосу (см.: ЭР, 1941 г.).

16 Основы теории «архитектонических форм» заложены Бахтиным в АГ.

17 О значении темы для построения произведения говорится в работе В. Жирмунского «Задачи поэтики».

18 Здесь имеет место полемика Бахтина с историко-литературными представлениями формалистов, опирающихся на понятие исторического ряда (в частности, ряда литературного). Этими категориями особенно активно пользовался Ю. Тынянов (статьи «Литературный факт», «О литературной эволюции»), который, впрочем, отнюдь не призывал к обособленному изучению литературы (ср.: «Изучение эволюции литературы возможно только при отношении к литературе как к ряду, системе, соотнесенной с другими рядами, системами, ими обусловленной». – Тынянов Ю.Н. О литературной эволюции // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 281). Так что Бахтин здесь полемизирует с некоей обобщенно-формалистической концепцией, что вообще отвечает методологии, демонстрируемой в СМФ.

19 С понятием «действительность» Бахтин никогда не связывал представления об объективном бытии, такой интуиции бытийственной объективности у Бахтина вообще нет. Действительность – это очеловеченная событийность, поступок; ср. в связи с этим прим. 59 к ФП и прим. 13 к I фрагменту АГ.

20 Бахтин здесь несколько переформулирует положения ФП, где философской целью было объявлено соединение «мира культуры» и «мира жизни». В СМФ разрабатывается понятие «действительности», в которую наряду с «этическим» вводится аспект «познания»; эта «действительность» становится на место «жизни» ФП, что решительно отделяет интуиции Бахтина от философии жизни. Искомым же бытийственным единством в СМФ оказывается единство культуры; бахтинская «философия поступка» совершает в СМФ сильный крен в сторону культурологии.

21 Рассуждая о познании, Бахтин следует Г. Когену, критически осмыслявшему математическое естествознание и стремившемуся именно на нем утвердить систему философии. Для Когена интерес был не в факте науки, но в науке как процессе: «вещь в себе» Канта, на которую ориентирован научный опыт, есть, согласно Когену, бесконечная цель научного искания, вечное «задание», предмет совершенно особый, поскольку имеет чисто мыслимую природу («Теория опыта Канта», «Логика чистого знания»).

22 Ключевое для Бахтина (ср.: ИО) представление о единстве «искусства» и «жизни» (или «действительности» – в терминах СМФ) в данном трактате разработано на языке тогдашней эстетики – под углом зрения соотношения в «эстетическом объекте» «содержания», «материала» и «формы».

23 Бахтин здесь присоединяется к двум положениям Когена: во-первых, Коген, конципировавший в своей философии лишь доступную для научного опыта сферу, заявлял, что эта бытийственная область порождается самим мышлением (ср., напр., из «Логики чистого знания»: «Только сама мысль может произвести то, что должно полагаться за бытие». – Цит. по: Кн. Евгений Трубецкой. Метафизические предположения познания. М., 1917. Ч. II, гл. VII. С. 223); во-вторых, Коген считал социум общением нравственных субъектов, причем утверждал (в «Этике чистой воли»), что суть отношений в обществе – в «созидании Другого, а через него и созидания Я» (см.: Савальский В.А. Основы философии права в научном идеализме. Указ. изд. С. 299).

24 О завершающей, эстетической функции памяти Бахтин рассуждает в АГ (см. с. 147). Поскольку же, по Когену (с которым Бахтин здесь солидарен, см. предыдущее примечание), познающий сам порождает свой предмет, «формула Платона» о познании – припоминании человеком «занебесной сферы», мира идей, где его душа пребывала до рождения («Федр», 248А—251А), метафизична, более того, мифологична и неуместна в глазах автора СМФ.

25 Можно здесь заключить, что «действительность», отождествляемая Бахтиным с «содержанием», есть «действительность» философии Когена, создаваемая познавательной деятельностью и этическим общением, являющаяся всегдашним «заданием» (ср. прим. 23). Ср. в связи с этим: «“Эстетическое” Коген понимает как своего рода надстройку над другими идеологиями, над действительностью познания и поступка. Действительность, таким образом, входит в искусство уже как познанная и этически оцененная. Однако эта действительность познания и этической оценки является для Когена, как для последовательнейшего идеалиста, “последней действительностью”. Реального бытия, определяющего познание и этическую оценку, Коген не знает» (ФМЛ. С. 30). Из этой примечательной цитаты вытекают по меньшей мере два важных следствия: 1) подтверждение того, что «действительность» СМФ есть «действительность» по Когену; 2) различие позиции Бахтина и Медведева в вопросе о «содержании». Второе следствие, очевидно, имеет прямое отношение к проблеме авторства ФМЛ: вне сомнения, во всяком случае, двойственный характер этого авторства.

26 Ср.: «…Бывают произведения, замысленные, выношенные и рожденные в чисто литературном мире» и т. д. (АГ. С. 270). Как в АГ, так и в данном месте СМФ, Бахтин полемически ориентирован на идеи Ю. Тынянова, выраженные в статье «Литературный факт».

27 «Остранение» — термин русских формалистов (прежде всего, В. Шкловского, – см. его статью «Искусство как прием»), указывающий в первую очередь на особенности поэтического языка, делающие его отличным от языка бытового.

28 Понятие «вчувствования» в его приложении к эстетике подробно рассмотрено Бахтиным в АГ. См. прим. 11, 84 к АГ. Из данного места СМФ следует, что «вчувствование» в глазах Бахтина принадлежит области этически-жизненной. Ср. бахтинское примечание I на с. 307 СМФ.

29 Задача построения «социологической поэтики» (центральной категорией которой является понятие «социальной оценки») выдвинута в «спорных текстах», помеченных именами авторов «бахтинского круга» – П.Н. Медведева и В.Н. Волошинова.

30 Ин. I, I.

31 Бахтин имеет здесь в виду усвоение русскими символистами мысли А. Потебни о том, что слово языка по природе поэтично и «внутренней формой» его является художественный образ, а иногда миф.

32 Ср. у Христиансена: «Главное в музыке – это неслышимое, в пластическом искусстве – невидимое и неосязаемое. Чувственное выступает носителем нечувственного» (Христиансен Б. Философия искусства. Указ. изд. С. 109). Говоря о преодолении чувственного момента в эстетическом восприятии, Христиансен на языке своей рецептивной эстетики высказывает мысль, родственную бахтинской – заявляет о технической (в смысле Бахтина же) роли материала для «эстетического объекта».

33 Бахтин здесь произвольно пересказывает идеи В.М. Жирмунского из статьи «Задачи поэтики», суть которых может быть сведена к следующему положению: