Рубеж - Марина и Сергей Дяченко

Смешались, зашумели, набежали со всех сторон.

Гвалт!

– Эй, товарищи! Кончай биться, давай мириться! Даешь братание!

– Или не свои мы? Вяжи ахвицеров да отаманов! Да здравствует мировая революция!

– А кому самогону? Выпьем за всеобщую погибель контры!

– Даешь!!!

Уже обнимаются. Целуются даже. Вэй, меня не надо!

– Здоров, товарищ!

Эге, никак жид? Шапка с лентой, пистоля дивная на ремне, да только нос не спрячешь!

– Шолом!

Удивился, моргнул, снова моргнул. Я и сам удивился. Или не так сказал?

А у чортопхайки уже и горелку льют. Льют, не жалеют.

– Налетай, товарищи! Не старый, чай, режим! Анархия – мать порядка!

– Гур-р-ра-а-а!

Вначале подивился я даже. Чего это с панами черкасами? Только что из рушниц в заброд этих целили, а теперь горелку вместе пьют! Подивился – но тут же понял. Страшно было панам черкасам на Околице. Хоть и бодрились, и гонор держали – а страшно. И тут – свои. Какие-никакие, хоть под хоругвью черно-красной, но свои!

– А ну, товарищи, на митинг! На митинг!

Миг – и вот уже оседлал чортопхайку какой-то лохматый в длинном лапсердаке. А шляпа-то, шляпа!

Вэй, даже завидно!

– Товарищи! Братва! От имени Гуляйпольского Ревкома приветствую героический партизанский отряд из города Валки! Ура!

Заорали – уши зажимай. А чего не поорать, если горелку подливают, не жалея?

– И ты выпей, товарищ! За революцию!

Это мне? Ого, и вправду – не жалеют!

У-у-у-ух!

– Какой сейчас, товарищи, политический момент? А такой сейчас политический момент! Революция – это, товарищи, факт! А раз факт, то каковы выводы из этого факта?

Хорошо, хоть горелки не пожалели! Такое слушать – не на трезвую голову. Да и на пьяную тоже, признаться…

Но ведь слушают!

– Перво-наперво, власть народу! То есть – вам! Не нужно нам ни офицеров, ни отаманов, ни прочей сволочи. Правильно?

– Гур-р-ра-а-а!

И тут я понял. Ой, неглупые эти разбойники! Пана Логина в сторонку отвели, а сами его хлопцами занялись. А то, что слова непонятные, так это даже лучше. Убедительней!

– Второе, значит, земля крестьянам! Панам – петуха красного, добро всякое забрать, а землю взять – и поделить. И чтобы поровну. Правильно?

Все-таки гайдамаки! И зброя иная, и амуниция, а нутро то же. Вэй, наслушался! Наслушался, насмотрелся…

– А как у вас, товарищ, с еврейским вопросом?

Эге, жид давешний! Ну и дела, уже и жиды в гайдамаки подались!

– Будем знакомы. Я – Аркадий Харьковский, секретарь еврейской секции ревкома. А ты кто будешь?

Ну, если он Харьковский…

– Иегуда бен-Иосиф… Уманский. А что пан Харьковский под еврейским вопросом разумеет? Как жидов на палю набивать? Тогда пан попал куда следует.

Вэй, опять не то сказал! Рассердил пана Харьковского.

– Во-первых, товарищ Уманский, слово «жид» есть ругательное, а потому надо говорить не «жид», а «еврей». Во-вторых, читал ли ты статьи товарища Жаботинского?

Хотел убежать – не смог. Крепко за руку держит, пан секретарь!

Закричать, «ордынку» выхватить, развалить до пояса патлатого горлопана?

Оглянулся сотник, головой покачал. Поздно! Или рано еще. Пусть поорет, позавывает! Ведь не дурные хлопцы, поймут!

– Так не можно нам, пан добродий, под Катеринослав с вами ехать. Нужно нам Мацапуру-упыря сперва изловить. Или не так, панове? А на что нам эта леварюция, если Мацапура будет и дальше землю поганить!

Улыбнулся пан Логин. Молодец есаул, обрезал болтуна. Да только что значит «сперва»?

– Верно! Верно! – зашумели черкасы. – Убьем Мацапуру-беса!

Да только патлатого не проймешь.

– Дело, товарищи, не в Мацапуре! Дело – в Мацапурах как классовом явлении. Много у вашего Мацапуры земли? Много! Вот и объединились против трудового народа Мацапуры, чтобы ту землю не отдать, а вашу – в карман положить. Под Катеринославом сейчас судьба всей революции решается. Побьют нас кадеты, и вместо одного Мацапуры десять явятся. Землю у вас отберут, своих урядников поставят, а вы им чоботы целовать станете!

Загудели хлопцы, потемнели лицами. Перегнул патлатый с чоботами! А вот насчет земли…

– А так: побьем кадетов – и в каждой волости народную власть устроим. Земли у Мацапур и прочих богатеев отрежем и себе возьмем!

Неуютно почувствовал себя пан Загаржецкий. Как бы не вспомнили панове черкасы, сколько за ним сотенных грунтов записано. За ним, да за паном Енохой покойным. Да и у есаула кой-чего имеется.

– А чего, универсал вышел – землю делить?

Поморщился сотник. Началось! Ну кто же тебя, Свербигуз, за язык твой тянул? Или засвербило?

– Вот! – радостно усмехнулся патлатый, грамоту из-за пазухи выхватил. Выхватил, расправил.

– Не универсал, товарищи, а декрет. Декрет о земле. Читаю! Слушайте, товарищи! «Помещичья собственность на землю отменяется немедленно и навсегда…»

Понял сотник – плохи дела.

* * *

– Так ведь доброе дело те хлопцы затеяли, пан сотник!

– И гетьман Зиновий с того начинал. Как же нам им не помочь?

Обступили, глаза прячут. Прячут – но свое гнут.

– А победят под тем Катеринославом богатеи, а после и к нам доберутся. Побьют по одному!

Молчал сотник, слушал. Ему бы о присяге хлопцам напомнить, о клятве, что они давали – Мацапуру-изверга извести. И Яринка…

Но – молчал. Об Окне помнил. И о дороге бесконечной, что над пропастью черной протянулась.

– А потом мы все разом с Мацапурой управимся! Зброя-то у тех хлопцев – загляденье!

– А бонбы какие!

Покачал головой пан Логин. Все-то тебе, Гром, бонбы да мины!

– И земля опять же…

И снова промолчал сотник. Промолчал, оглянулся. Стоят заброды клятые в сторонке, вроде как мешать не хотят. Посреди Шиш-Кныш, отаман мышиный, рядом – патлатый горлопан, а с ним… Юдка! Ах ты, сволочь!

– Ведь мы все понимаем. Надобно того Мацапуру на палю набить. И панну Ярину выручить, опять же… Оно конечно, пан сотник, известное дело, да только тут, почитай, судьба всего поспольства решается!

И ты, Бульбенко? Ох, не ожидал! А где же есаул, молчит чего? Поискал глазами пан Загаржецкий – вот он, стоит! Тоже глаза прячет.