Последняя ночь на Извилистой реке - Джон Ирвинг

Возможно, вопросы к Кетчуму, оккупировавшие стенки и дверцу холодильника, и были напоминанием о глупостях войны. Писатель иногда спохватывался и спрашивал себя: зачем он продолжает это делать? Глупость иракской войны и так сверхочевидна. А прилепленные листки действовали на Дэнни угнетающе.

В мае 2003 года американский госсекретарь Колин Пауэлл[236]и британский министр Тони Блэр[237]сделали весьма похожие заявления. Они заявили, что данные разведки об иракском оружии массового поражения не были ни преувеличенными, ни искаженными и не служили средством оправдания для вторжения в Ирак. Дэнни так и видел перед собой усмехающегося Кетчума и слышал его слова:

— Отлично, ребята. А теперь покажите мне найденное оружие!

Иногда Дэнни зачитывал вопросы, адресованные Кетчуму, его псу Герою. («Даже этому псу хватило бы мозгов допереть, куда направлена их война!» — сказал бы Кетчум.)

В наступающий сезон распутицы Дэниелу Бачагалупо исполнится шестьдесят три. Он потерял единственного сына, а затем и отца. Он жил один, не говоря уже о том, что он был писателем. Естественно, Дэнни разговаривал с псом.

Героя не слишком удивляло эксцентричное поведение Дэнни. С «уокеровским кунхаундом» и раньше разговаривали. И потом, это выдерживать легче, чем когда тебя треплет медведь.

Никто не знал, сколько Герою лет. Кетчум весьма туманно высказывался о возрасте этого «замечательного животного» — потомка нескольких других Героев, живших с Кетчумом эти тридцать с лишним лет. На морде пса прибавилось седых волосков (пятнистая шкура их скрывала). Хромота Героя свидетельствовала не только о его почтенном возрасте, а и о поврежденном суставе. Раны от медвежьих когтей давным-давно зарубцевались, но покалеченный сустав остался памятью на всю собачью жизнь. Ухо, наполовину откусанное медведем, тоже зажило, но шерсть на черном шраме не росла.

Самым шокирующим для тех, кто встречался с Героем впервые, было отсутствие у старого пса одного века (как раз на противоположной стороне от изуродованного уха). Века он лишился в последней схватке с немецкой овчаркой Нормы Шесть. Битва произошла в собачьем загоне. Герой одержал победу. Норме Шесть пришлось усыпить своего кобеля. Она не сердилась на Героя и говорила, что оба пса всегда искренне ненавидели друг друга.

Для писателя этот потрепанный жизнью, изуродованный гончак служил живой копией округа Коос, где смертельная ненависть не являлась редкостью и никто не пытался ее пресекать. (Впрочем, в других уголках мира творилось то же самое — достаточно было взглянуть на холодильник, густо покрытый бумажными чешуйками.)

В январе 2004 года число американских солдат, погибших в Ираке с момента начала войны, достигло пятисот. Услышав это сообщение, Дэнни сразу представил реплику Кетчума:

— Пятьсот — это только начало. Подождите, за несколько лет их станет пять тысяч, а высокопоставленные задницы будут по-прежнему нам долдонить, что мир и стабильность — совсем рядом.

— Что ты об этом думаешь, Герой? — спросил Дэнни.

Пес шевельнул единственным ухом.

— Как бы наш общий друг высказался сейчас по поводу этой войны?

Дэнни затруднялся сказать, когда пес действительно его слушал, а когда просто спал. Если Герой только делал вид, что спит, его глаз, лишенный века, следил за Дэнни. Но когда пес спал, глаз тоже куда-то глядел, что и сбивало писателя с толку.

В Торонто Герой спал на кухне, где ему соорудили подстилку, набитую кедровыми щепками. Оказалось, что насчет собачьего пуканья Кетчум ничуть не преувеличивал: Дэнни не только это слышал, но и обонял. Лежа на подстилке, Герой любил жевать старый чехол от самого длинного браунинговского ножа. Когда-то этот нож длиною в целый фут торчал из кармашка над солнцезащитным козырьком в кабине пикапа. Чехол пах маслом, которым Кетчум смазывал точильный оселок. Возможно также, что кожа сохранила и слабый запах медведя. Поэтому Дэнни вполне понимал болезненную привязанность пса к чехлу и потребность его грызть. Запоздалая месть медведю.

Сам нож для писателя особой пользы не представлял. Желая полностью очистить его от остатков масла, Дэнни вымыл нож в посудомоечной машине. Процедура не дала ожидаемого эффекта, но сильно затупила лезвие. Дэнни отнес нож в магазин, торгующий кухонной утварью, где его безуспешно пытались заточить. Увы, в торонтском магазине не владели секретом затачивания ножей «по Кетчуму». И теперь нож висел на кухонной стене: хорошо видимый, но не слишком досягаемый. Чем-то он напоминал ритуальный меч.

Другое дело — оружие Кетчума. Дэнни не хотел держать этот арсенал в торонтском доме. Он отвез все Энди Гранту, с которым ежегодно в ноябре охотился на оленей. После убийства Карла Дэнни стало легче стрелять по оленям, но он категорически отказывался стрелять из дробовика. («Никогда снова», — так он сказал Энди.) Дэнни брал на охоту старый «ремингтон» со стандартными патронами. Винтовка была не самым удобным оружием для охоты в лесу, и Дэнни не всегда удавалось подстрелить из нее оленя даже на близком расстоянии. Но отдача и сам звук выстрела из короткоствольной винтовки отличались от его недолгого опыта обращения с дробовиком «винчестер-рейнджер» двадцатого калибра.

Энди Грант знал Бэйфилд как свои пять пальцев: он здесь охотился начиная с мальчишеского возраста. Но чаще всего Энди водил Дэнни в более знакомые писателю места: к западу от озера Лост-Тауэр, в лесок между Пейн-роуд и Шаванага-Бэй. Оттуда было недалеко до ангара, где стояли снегоходы. Иногда из-за деревьев был виден задний причал на Тернер-Айленде. Здесь тоже пролегали оленьи тропы. Таким образом, приезжая в ноябре, Дэнни смотрел через серые воды залива на свое зимнее островное пристанище. На материке он нашел несколько мест, выходящих на залив Шаванага-Бэй, откуда был виден задний причал и даже крыша хижины деда Шарлотты, куда однажды Кетчум забросил шкуру убитой им гремучей змеи.

Приезжая в ноябре на охоту, Дэнни всегда останавливался в «Таверне Ларри». В баре шумно обсуждали очередные слухи о том, что на север пойдет новое шоссе и мотель с баром снесут, чтобы освободить место. Старожилы возмущались и ратовали за сохранение «Таверны Ларри». Дэнни участия в этих разговорах не принимал. Он здесь чужак. Ему не было жалко ни мотеля, ни бара (тем более что поблизости обязательно построят новый), но он не мог отрицать, что для этих людей «Таверна Ларри» долгие годы служила местом общения (хотя и весьма разрушительного для их здоровья).

Каждую зиму, когда Дэнни приезжал на Тернер-Айленд, Энди одалживал писателю кетчумовский «ремингтон». («На случай зверюшек», — обычно говорил Кетчум.) Энди давал ему на зиму две обоймы патронов. Герой непременно узнавал карабин. Наступал тот редкий момент, когда медвежий гончак принимался вилять хвостом. Карабин был излюбленным оружием Кетчума в охоте на медведя. Герою он напоминал азарт погони, а может — своего прежнего хозяина.