Знак расставания - Лиз Райан

— Первая и, может быть, последняя, — вздыхал Бен.

— Ну, не будь таким пессимистом! Ты же говорил, что на репетициях все шло хорошо! — говорила Эран.

— Да, все было чудесно, прости, но ты не можешь себе представить, что я сейчас чувствую. Я… я боюсь, — признался он.

— Бен Хейли боится? — поддела Эран.

— Да, я просто оцепенел от ужаса! Ты обещаешь, что попробуешь отнестись к опере положительно? То есть не будешь спешить с суждениями, не будешь плеваться, даже если тебе сначала не понравится? — Он говорил как ребенок.

— Да не буду я плеваться! Я эту музыку люблю безумно! — сказала Эран.

— Я люблю тебя! Слышишь? Я люблю тебя безумно! — сказал Бен.

Застеснявшись, она опустила глаза.

— Я знаю, милый. Я понимаю, что порой со мной бывает тяжело. Но я стараюсь как-то примириться с обстоятельствами. Даже если у нас не будет ребенка, мы есть друг у друга, и я так тебя люблю, — сказала Эран.

Обнявшись, они постояли какое-то время, ничего не говоря, позволив потоку чувств свободно переливаться между ними. Она подумала, что ошибалась, что нет у него никакой другой женщины, другой семьи. Сами эти два слова были уже невыносимы для Эран.

Девятнадцатого апреля Бен трясся от страха, а Эран была по-своему спокойна. Все было теперь в Божьих руках. Даже если ничего хорошего не получится, Бен все же попытался, и со временем он может попробовать еще раз. Никогда в своей жизни Бен не пасовал перед трудностями, никогда не сдавался под натиском преград. Он когда-то потерял музыкальную тему и человека, который вдохновлял его; было так, что он потерял и Эран, даже чуть не потерял себя самого, у него не было детей — то есть он не знал — но он… Ее вдруг поразило, как много он пережил, как многому научился! Он созрел для оперы, мог справиться со всей ее сложностью.

Целый день приходили приветственные открытки, раздавались звонки с пожеланиями успеха, а Бен смотрел на все это со скорбью в глазах.

— Может, мы не поедем? Может, мы… о Господи милостивый, что я наделал? — застонал он.

— Ты сделал все, что мог, — утешала его Эран.

Они уже одевались.

— Я бы тебя обязательно соблазнила, — заявила Эран.

На эту шутку Бен все-таки улыбнулся — совершенно неотразимый в черном костюме и жилете с золотой полоской. Было много суматохи с тем, что ему надеть по этому случаю.

Эран выбрала черное открытое платье, очень смелое, очень сексуальное. Там будут фотографы, и она хотела выглядеть хорошо, чтобы там кто-нибудь не думал, что она «просто всего лишь жена». Потом она вспомнила, что черный — любимый цвет ее матери, и оживила свой внешний вид золотистыми туфельками, вечерней сумочкой, шелковым жакетом в алую полоску, ярко накрасила губы. Но взгляд Бена оставался неуверенным.

— Я надеюсь, что это не очень траурно выглядит? — сомневался он.

Взяв мужа за плечи, Эран заглянула ему в глаза:

— Бен, это всего лишь опера, твоя первая попытка! Ты будешь ею наслаждаться, даже если она мне зверски не понравится!

И после этого в длинном черном лимузине они отправились на премьеру, и бессменный Тхан сидел за рулем, абсолютно непроницаемый.

* * *

Были такие толпы, такой шум и хаос, что, казалось, они добирались до своих мест несколько часов. Майлс, Джейк. Ларри и Кевин были во втором ряду, они сидели на местах, выделенных для них и бизнес-партнеров. Места в первом ряду были зарезервированы для Бена и Эран, там же сели Тхан и Бет, Рани и Тьерри, Дива и Гай. Гай был неотразим, он просто сиял, надутый, как петух.

— Я всегда знал, что из тебя выйдет толк, мой мальчик, — важно сказал он.

Эран подумала, что Бен сейчас стукнет отца кулаком, но вместо этого он поцеловал мать, и Рани, и даже Чанду, которая пришла с группой своих приятелей. Было много разговоров, все здание было наполнено шумом, ярким светом, предвкушением праздника. Когда Эран увидела программку на коленях у Дивы, она едва смогла сдержать себя:

— Ты прочитала? Ты знаешь, о чем опера?

— Да, мы все в курсе, но поклялись молчать… тебе понравится. Эран, я обещаю. Бен написал это специально для тебя! — сказала Дива.

Для нее? Но он ничего не говорил ей об этом, никак не дал понять, что опера имеет с ней что-то общее! Милый Бен, ну и дни рождения он ей устраивает! Эран повернулась, чтобы поцеловать мужа, и он взял ее за руку:

— С днем рождения, любимая!

И вот погасли огни, публика притихла, оркестр заиграл увертюру. Поднялся занавес, на сцене стояла молодая девушка.

Не очень молодая — это была уже взрослая женщина, которую грим делал гораздо моложе. Она стояла, опустив руки перед собой, в простом платье, одна. Она запела. Опера была написана по-английски, по крайней мере, будет все понятно.

— Плывут лодки, летят чайки, я полечу… — Женщина пела о горизонтах и расстояниях, о расставаниях… Эран подумала, что певица выглядит очень хрупкой и одинокой на большой сцене. Ей пришлось вести всю первую, очень важную, сцену одной.

Оформление сцены было не очень выигрышное — невыразительная вереница домиков на берегу моря, задник чем-то напоминал Данрасвей.

Данрасвей! Встревоженная, Эран подалась вперед, почти ничего не различая, чувствуя страшное волнение.

А меццо-сопрано продолжало звучать: девушка пела, что собирает вещи, уезжает, она прощалась со всеми, посылая залу воздушный поцелуй и убегая за кулисы. Она удалилась, на этом закончилось первое действие. Эран вцепилась в руку Бена, но не могла ничего сказать.

«О нет! О нет!» — стучало у нее в висках.

Новые декорации, разделенные на две части. На одной стороне — яркий дом, двое детишек, на другой — вид городского рынка. Героиня криками завлекает покупателей, она смеется и кокетничает с ними, пока рядом не останавливается и не заговаривает с ней высокий смуглый парень; его роль исполнял молодой тенор, о котором как-то рассказывал Бен. Они начинают свой дуэт, затем девушка умолкает, перебегает к детям, возвращается к парню в растерянности…

Затем следует их дуэт — такой страстный, надрывный! Эран была под таким же впечатлением, как будто слушала арию из «Ловцов жемчуга». Ее глаза наполнились слезами, когда она поняла, что сделал Бен! Сквозь застилающие глаза слезную пелену она видела, что герои поцеловались, покинули сцену, а затем побежали навстречу друг другу, чтобы поцеловаться еще раз, они прощались с трудом, не отпуская рук до последнего момента.

Должно быть, это продолжалось тридцать минут, а может быть, и тридцать секунд, прежде чем закончился первый акт. Опустился занавес — под бурные аплодисменты, которые были адресованы музыке и исполнению и не касались содержания. Но это было ее либретто, это об Эран они пели! Эран почувствовала, что вокруг нее все замолчали.

— Выпить бы, — брякнул вдруг Гай, и все резко вскочили и направились в буфет, оставив Эран одну. С Беном! После паузы он взял ее за руку, прикусив губу, и заглянул ей в лицо: