Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя) - Бувэй Люй

и несчастье. То, чем определяется счастье и несчастье,— знание предела. Там, где отсутствует праведность, ее проявление воспринимается как диковина. Доброта там хуже убийства. Таково заблуждение людей! Если такое длится, это уже становится привычкой. Посему мудрец прям и неподатлив; скромен и серьезен; справедлив и беспристрастен; ясен, но не блестящ.

§ 59

В управлении людьми, как и в служении естеству, нет ничего полезнее умеренности. Понимание важности умеренности ведет к тому, что называют «ранней ответственностью». Под «ранней ответственностью» подразумевается серьезное отношение к собиранию внутренней силы дэ. Накопившему дэ нет преград. Когда нет преград, неизвестно, до какого предела мощи можно продвинуться. Когда сам не знаешь, до какого предела мощи можно продвинуться, самое время овладевать страной. Овладев же корнем всякой власти, можно тем самым рассчитывать на долговечность. Это называют «углублением корня и укреплением основания». Это и есть путь к долгой и прекрасной жизни.

§ 60

Править большим царством так же хлопотно, как готовить мелкую рыбешку. Если же править Поднебесной с оглядкой на дао, тогда божества-предки не будут иметь повода проявлять свою чудесную силу. Тут дело не в том, что они вообще ее не проявляют, просто ее проявления не затрагивают людей. И даже не только не затрагивают простых людей,— они и мудрецам не доставляют хлопот. Когда же эти две стороны не доставляют хлопот друг другу, их силы дэ сообщаются и действуют заодно.

§ 61

Что делает государство великим, так это готовность подчиниться течению дел. Нужно ладить с Поднебесной, как женщина ладит с мужчиной. Самка неизменно избирает пассивность, чтобы одержать верх над самцом именно этой своей покорностью. Поэтому лучше всего идти за ходом событий. Так, великое царство, ставящее себя ниже малого, неизменно приобретает власть над ним, и наоборот: малое царство, принижающее себя перед великим, в конце может и возобладать. В одном случае принижают себя нарочито, в другом — по необходимости, но результат один. Ведь и великому царству нужны способные слуги, и малое царство нуждается в достойных покровителях: каждый, следовательно, обретает желаемое. Так что величие обретается покорностью обстоятельствам.

§ 62

Для всего существующего путь — самое непонятное. Люди, склонные ко благу, ценят его как сокровище; люди, склонные ко злу, стараются от него укрыться. Красивыми рассуждениями можно попытаться что-то скрыть от людей, равно как и показной респектабельностью, но если уж в человеке нет добра, такими уловками его ее приобретешь. Так что можно стать хоть сыном неба и, в окружении трех гунов, со всеми яшмовыми регалиями, несомыми впереди, следовать за запряженным четверкой экипажем, но лучше уж оставаться на своем месте. Тех, кто был способен на это, особенно ценили в старые времена,— считали, что это и есть приближение к пути. Тогда люди не стремились к приобретению, а страшились впасть в беззаконие. Такие и были драгоценны для Поднебесной.

§ 63

Если чем и заниматься, так недеянием; если что и делать, так бездельничать; если чем и лакомиться, так чем-нибудь безвкусным. Будешь великим или малым, состоятельным или нищим — все зависит от того, как проявится внутренняя сила. Даже к самому простому нужно подходить так, как будто это — самое сложное; даже в самом великом деле нужно вникать во все мелочи. В Поднебесной все трудности от того, что кажется легким; и все большие проблемы от невнимания к мелочам. Поэтому мудрец старается не заниматься великими делами, в чем и состоит для него возможность достичь подлинного величия. Тому, кто легко обещает, и веры большой не будет. Такой толкует о том, как все просто, а потом одни проблемы. Мудрец, напротив, только и думает о трудностях, потому ему все легко и удается.

§ 64

Вообще-то он спокоен и легко ко всему относится. Внешне не проявляется, но полон замыслов. Хрупок и легко поддается. Слаб и как бы рассеян. За него никак не взяться. Его не привести в порядок, потому что он не беспорядочен. Дерево в обхват начинается с тонкой былинки. Башня в девять ярусов возводится из горстки земли. Путь в тысячу ли начинается с первого шага. Только вот никак не получается найти это самое начало: кажется, схватил, а в руках — ничего. Поэтому мудрец ни за что и не берется, чтобы не понести ущерба; ни за чем не гонится, чтобы не остаться с пустыми руками. В народе ведь постоянно что-нибудь затевают, но обычно перед самым завершением все рушится. Потому что окончание требует не меньшего внимания, чем начало,— тогда и дело сладится. Так что мудрец больше всего желает ничего не желать и не ценит того, что достается с трудом. Он учится ничему не учиться, обращает внимание на то, мимо чего другие проходят, и держится пути, которым идут вещи сами по себе. И ни во что не вмешивается.

§ 65

В старину те, кто был искусен в дао, не просвещали народ, а оставляли его в счастливом неведении. Народом трудно править, когда у него много знаний. Поэтому когда страной правят с помощью знаний, это беда для страны. Когда же страной правят без участия острых умов, это для нее благотворно. Кто понимает эти вещи, склоняется к более разумной альтернативе, и если он постоянно ее придерживается, он, можно сказать, овладевает таинственной силой. Эта таинственная сила — дэ, глубочайшая, удаленнейшая. Но вещи тянутся к ней и, когда достигают — во всем ей покорны.

§ 66

Реки и моря способны заполнить любое ущелье потому, что они охотно текут вниз. Так и мудрец: желая возвыситься над людьми, он должен в речах ставить себя ниже всех; желая быть впереди народа, он должен ставить себя позади других. Тогда народ, видя его наверху, особо не возражает; обнаруживая его впереди, особо не огорчается. Напротив, все в Поднебесной радуются его успехам и вполне им довольны. Это потому, что он ни с кем не соперничает,— и в Поднебесной, таким образом, ему нет соперников.

§ 67

Даже если вся Поднебесная назовет меня великим, я таковым себя не сочту. Именно потому, что сам себя таким не считаю, могу достичь величия. Если же представить, что я приму это величание,— много ли времени пройдет, прежде чем от этой славы ничего не останется? У меня только три сокровища, которыми я дорожу и никогда с ними не расстанусь: первое — отеческая любовь; второе — умеренность; третье — нежелание первенства в Поднебесной. Любовь придает храбрость, умеренность дает возможность быть щедрым, отказ от первенства — власть над вещами. Так что даже при