Национальный предрассудок - Коллектив авторов

доброе дело во имя дублинских больниц и неимущих докторов, во имя бедных сестер милосердия, бедных больных и бедных священников, скрашивающих последние часы своей паствы. Я лью горькие слезы. И славлю призовых лошадей[524].

* * *

Шону О’Фаолейну

16 июля 1936 года, Париж, Франция

Уважаемый сэр, одинокая птица – симпатичный серый вьюрок, который в настоящий момент находится в клетке, – влетела вчера утром в нашу квартиру через открытое окно. То ли вьюрок испугался эскадрильи самолетов, висевшей над городом, и искал убежища, то ли он прилетел из графства Уиклоу, чтобы напомнить мне, что я не подтвердил получение Вашей книги, что и делаю с благодарностью.

К сожалению, я вряд ли могу быть Вам хоть чем-то полезен. Я никогда не пишу рецензий в журналы и газеты и уже очень много лет не читаю романов ни на каком языке. Стало быть, мое суждение о Вашей книге[525] ничего не стоит. Иногда я покупаю отдельные книги, но только если знаю автора лично. Тем не менее я возьму с собой Ваш роман, когда поеду через месяц отдыхать. Весьма признателен Вам за то, что Вы мне его прислали.

Искренне Ваш Джеймс Джойс

Кошка и черт

Стивену Джойсу

Мой милый Стиви, несколько дней тому назад я послал тебе игрушечную кошку с конфетами. Интересно, знаешь ли ты историю про кошку из Божанси?

* * *

Вилле-сюр-Мер 10 августа 1937 года

Божанси – крошечный старинный городок на берегу Луары, самой длинной реки во Франции. Самой широкой – во Франции, по крайней мере. В Божанси Луара достигает такой ширины, что от одного берега до другого никак не меньше тысячи шагов.

Было время, когда жителям Божанси за неимением моста приходилось, чтобы перебраться с одного берега на другой, садиться в лодку. Ни построить мост, ни заплатить за строительство сами они не могли и поэтому очень горевали.

Тогда черт, узнавший про неприятности божансийцев из газет (черти ведь обожают читать газеты), надел фрак и отправился на прием к лорд-мэру Божанси Альфреду Бирну[526]. Лорд-мэр и сам был ужасный щеголь, он носил алую мантию, а на шее у него красовалась тяжелая золотая цепь. Цепь эту он не снимал даже ночью[527], когда крепко спал, свернувшись калачиком.

Черт сообщил лорд-мэру о том, что́ он прочел в газетах, и сказал, что берется построить мост через Луару, дабы жители Божанси могли переходить с одного берега на другой столько раз в день, сколько понадобится. «Я сооружу мост, какого еще свет не видывал, – заявил черт. – И к тому же – всего за одну ночь».

Когда же лорд-мэр поинтересовался, в какую сумму ему обойдется строительство моста, то оказалось, что от денег черт наотрез отказывается, но хочет, чтобы ему достался первый, кто перейдет по мосту с одного берега на другой. «По рукам», – сказал лорд-мэр.

Наступила ночь, все жители Божанси разошлись по домам и крепко уснули, а наутро, выглянув в окно, закричали: «О Луара! Какой замечательный мост!» И действительно, через широкую реку был переброшен красивый, крепкий, каменный мост.

Божансийцы бросились к Луаре и увидели, что на противоположной стороне стоит черт и поджидает того, кто первым перейдет на другой берег. Но смельчаков, естественно, не нашлось.

Тут затрубили трубы, голоса в толпе смолкли, и появился мсье Альфред Бирн в своей широкой алой мантии, с тяжелой золотой цепью на шее. В одной руке он держал ведро с водой, а в другой – кошку.

Увидев лорд-мэра, черт перестал приплясывать и приставил к глазу длинную подзорную трубу.

Божансийцы зашептались, а кошка уставилась на лорд-мэра, ибо в городе Божанси кошкам разрешается смотреть на лорд-мэров. Когда же кошке надоело смотреть на лорд-мэра (ведь даже кошкам в конце концов надоедает смотреть на лорд-мэров), она стала теребить его тяжелую золотую цепь.

Стоило лорд-мэру ступить на мост, как все божансийцы затаили дыхание, а все божансийки потеряли дар речи.

Лорд-мэр опустил кошку на мост и… окатил ее ледяной водой из ведра.

Кошка, которой теперь терять было нечего, стремглав бросилась через мост – прямо, что называется, черту в лапы.

Черт же был зол как черт. «Messieurs les Balgentiens! – закричал он громовым голосом. – Vous n’êtes pas des belles gens du tout. Vous n’êtes pas que des chats! – Кошке же он шепнул: – Viens ici, mon petit chat! Tu as peur, mon petit chou-chat? Tu as froid, mon pauvre, petit chou-chat. Viens ici, le diable t’emporte. On va se chauffer, tous les deux. Господа божансийцы, вы негодяи! Вы не люди, вы кошки!.. Иди сюда, котик. Ты боишься, моя киска? Тебе холодно, моя бедная. Иди сюда, черт тебя раздери. Давай согреемся…» – И, взяв кошку на руки, он удалился.

Вот почему жителей этого городка называют с тех пор «божансийскими кошками».

Что же касается моста через Луару, то он цел до сих пор и по нему гуляют и катаются на велосипедах мальчики и девочки.

Надеюсь, тебе понравилась эта история.

Твой Нонно[528]

Обычно черт изъясняется на своем собственном, никому не понятном языке «чёртногусломе», но когда злится, то очень хорошо говорит на очень плохом французском, причем, по мнению некоторых… с сильным дублинским акцентом[529].

Дэвид Герберт Лоуренс

(1885–1930)

Д. Г. Лоуренс представлен письмами разных лет, в том или ином виде связанными с историей написания и рецепцией скандального романа писателя «Любовник леди Чаттерли» (1928 г. – частное издательство Джузеппе Ориоли, Флоренция, сокращенный вариант; 1960, Лондон; текст без изъятий и сокращений).

Из писем

Эрнесту Коллингзу[530]

Вилла ди Гараньо, озеро Гарда (Брешиа)

17 января 1913

<…> Высшая моя религия – вера в кровь, в плоть, ибо кровь и плоть мудрее интеллекта. Рассудок может ошибаться. Но то, что чувствует, что говорит, во что верит наша кровь, – верно всегда. Наш интеллект – это не более чем наброшенная на нас узда. На знания мне плевать. Я жду одного – ответа моей крови, прямого ответа, без досужего вмешательства рассудка, морали и всего прочего. Человеческое тело я представляю своего рода пламенем, подобным пламени свечи, негасимому, хотя и колеблющемуся. Тогда как интеллект – это не более чем свет, падающий на предметы, которые его окружают. Меня же гораздо больше занимают не предметы вокруг (что и есть рассудок), а тайна негасимого пламени, горящего бог знает как и по какой причине и являющегося самим собой, какие бы предметы,