На златом крыльце сидели… - Тамара Крюкова

В его лжи была доля правды. Последние три дня мать не просыхала. Так что хорошим самочувствием похвалиться не могла. Правда, на работе не знали ее диагноза. Для всех он жил вдвоем с больной матерью. Удобный предлог, чтобы не приглашать к себе девчонок. Поначалу они так и напрашивались на более тесное знакомство. В детстве стыд заставлял Валерку скрывать от одноклассников алкоголизм матери. С годами привычка скрытничать укоренилась. Он не откровенничал ни с кем, кроме закадычных школьных друзей.

– Кому я перепишу твоих клиентов?

– У девчонок есть окна.

– А если они хотят только к тебе?

– Перепиши на другой день. Реши как-нибудь. Да, и еще завтра я тоже не приду.

– Ты в своем уме?

– Я не могу, – сказал Валерка.

– Я тоже не могу.

– А если бы я умер?

Перепалка с Кочергой отвлекла Валерку от мрачных мыслей, но на улице они вернулись вновь как стая вспугнутого воронья на насиженное дерево. Теперь он уже жалел, что ушел с работы. Там во всяком случае ему было чем заняться, а на что убить полдня? Не домой же идти, где мамаша куролесит с пьяными полубомжами?

Мобильник завибрировал, предупреждая о звонке. В трубке раздался голос Алика:

– Привет, Квазимодо. Как оно, ничего?

– Ничего.

– Вот и я говорю – ничего. А новенького что?

– А что может быть новенького?

– Ну, не знаю, звезда ты наша.

Валерка насторожился. Во-первых, Алик не должен был сегодня звонить, они виделись только накануне. А во-вторых, откуда этот шутливый намек? Неужели он узнал про кастинг? Но каким образом?

– Давай рассказывай, – поторопил его Алик.

– Что рассказывать?

– Все, как на духу. Случилось что-то из ряда вон?

– Откуда ты знаешь? – растерялся Валерка.

– Йес! Значит в точку! Колись! Где звездишь?

– На первом канале, – нехотя признался Валерка.

– Иди ты! Когда? – с неподдельным энтузиазмом восхитился Алик.

– Меня только на кастинг пригласили. В реалити-шоу Еще ничего не решено. Может, отправят по холодку.

– Не вибрируй, парень. Не отправят, – уверенно заявил Алик.

– Не сглазь, – вздохнул Валерка.

– Можешь считать, что твоя физия уже на экране. Что там тебе подарила вчерашняя девчушка?

– А что?

– Нет, это я у тебя спрашиваю. Что она тебе подарила?

– Ну звезду.

– Славу, Квазимодо. Это сладкое слово «слава».

– Смеешься? – отмахнулся Валерка.

– Я серьезен, как гробовщик на похоронах у солидного клиента, – заверил его Алик. – Между прочим, наш писатель сегодня выиграл миллион баксов.

– Не может быть!

– Еще как может! Так что готовься, Квазимодо. Будешь звездить.

– А ты? Что у тебя? Ты получил власть? – спросил Валерка.

– В некотором роде, да.

– Будешь баллотироваться в президенты?!

– Дался вам этот президент! Как будто другой власти не бывает.

– Какой другой? – поинтересовался Валерка.

– Я тебе при встрече расскажу.

– А что у Гришани?

– У Гришани полный фиг вам. Лопухнулся парень. Ничего не пожелал – ничего не получил. Правда, он пока в неведении, что у нас грядут перемены. Чего его расстраивать по телефону? Мы с Борькой договорились встретиться у него. Ты когда освободишься?

– Уже еду.

Еще один день. Сколько их осталось? Врачи посулили полгода. Сто восемьдесят два дня, плюс-минус. Так все же плюс или минус? В его случае это имело большое значение. Как говорится, времени осталось в обрез и надо прожить его так, чтобы не было мучительно больно.

Интересно, что по этому поводу говорится в книжке по тайм менеджменту, которую он видел у Алика? В аннотации обещали научить эффективно расходовать время. Сейчас ему бы это не повредило. Впрочем, все чушь. Времени все равно не хватит, и все равно будет мучительно больно.

Пусть Алик штудирует книги по личностному росту, кажется, это так называется, а ему самому уже не успеть. Расти некогда, да и некуда. Он как никогда остро ощутил бесцельность своей жизни. Зачем он пришел в этот мир? Чтобы кропать финансовые отчеты на фирме отца? Да это даже фирмой назвать нельзя: мастерская, где работали помимо отца еще два автослесаря. Отец спал и видел, что у сына проснется интерес к делу, но Гришу никогда не привлекало копание в моторах. Он даже водить машину так и не научился. И уже никогда не научится.

Боже, как часто приходит в голову это безапелляционное слово «никогда». Мало ли чего человек не умеет и не испытал в жизни, у него всегда есть возможность все изменить, когда-нибудь, в будущем. Для него же «когда-нибудь» перестало существовать. Будущее сжималось, как лужица под лучами жаркого солнца. Осталось только «здесь и сейчас». Еще одна из формулировок Алика.

Вот у кого с целью все ясно: расширить бизнес, купить крутую тачку, разбогатеть и жить на Багамах.

Борька мечтает написать нетленку и стать классиком.

Валерка хочет стать звездой экрана.

У каждого из них есть цель, только он болтается, как осенний лист на ветру. У него и увлечений особых никогда не было. Но ведь зачем-то он пришел в эту жизнь!

Сейчас полно курсов, где обещают помочь найти свою цель. Может, нужно было прослушать такой курс? Может быть. Только поздно посыпать голову пеплом. А если быть честным до конца, вряд ли он пошел бы на курсы, даже если б вся жизнь была впереди. У него не было амбиций. Он с детства был болезненным ребенком и не привык ничего планировать, просто плыл по течению. И вот теперь течение несло его в тихую гавань.

Гриша взял с полки оловянного рыцаря.

– Герой, – с усмешкой произнес он.

Из головы не шла вчерашняя встреча с девчушкой. Чем-то она его зацепила. Прежде у него не было повода общаться с детьми, он даже не знал, о чем с ними говорить, но Ангелина напомнила ему о мире детства, где от всех страхов можно спрятаться, укрывшись одеялом с головой. И где каждое утро начинается новая жизнь, которая длится вечность. В детях бурлят задор и энергия – то, чего ему так не хватает. Ему вдруг захотелось снова увидеть девочку.

Гришу пронзила мысль: а ведь у него никогда не будет детей. Удивительно, что только не лезет в голову, когда перед тобой маячит финишная черта. Ведь он мог прожить бобылем до старости и не задуматься о создании семьи. Конечно, в глубине души он хотел встретить такую девушку, как Инга, но дальше маниловских мечтаний дело не шло. А о детях он и вовсе не помышлял. А теперь об этом думать поздно. Теперь все поздно. Ничего уже не изменить. У него всего полгода, плюс-минус.