Тихая квартирантка - Клеменс Мишальон

даже ответили сердечками или заботливыми эмодзи: маленькие мультяшные ручки сведены в виртуальном объятии.

Я у себя в спальне, вожу указательным пальцем по тачпэду ноутбука. Прокручиваю в голове, как на экране, один и тот же кадр: голубые глаза Эйдана наблюдают за мной сквозь стакан «Девственного Олд Фэшн». Наш секрет.

Я нажимаю «Оставить комментарий» и печатаю. Останавливаюсь. Начинаю заново. Опять останавливаюсь.

Меньше всего я хочу показаться назойливой.

Нет, неправда.

Меньше всего я хочу выглядеть безразличной.

«“Амандин” с удовольствием поддержит участников забега (а также болельщиков). Как насчет горячего какао на финише?»

Каждый год к рождественскому параду в ресторане готовят горячее какао. Ничего страшного, если в этом году поставим диспенсер чуточку раньше. В день забега для меня найдется занятие и повод быть рядом.

Я перечитываю комментарий и нажимаю «Отправить».

Собираясь к вечерней смене, поглядываю, нет ли обновлений. Когда я уже готова к выходу, в правом верхнем углу экрана всплывает уведомление.

Два комментария.

Один от миссис Купер, которая несколько лет назад переехала сюда с мужем и двумя детьми. «Великолепная идея!» – написала она. Миссис Купер всегда чересчур полна энтузиазма, вечно боится, как бы ее семья не осталась в стороне.

Второй комментарий – от него. Слишком короткий. У меня в груди все панически сжимается: вдруг он счел затею глупой, вдруг я перегнула палку, вдруг этого недостаточно? Затем я перечитала заново, не торопясь, смакуя каждое слово.

«Очень любезно с твоей стороны».

И дальше, с новой строки:

«По-моему, звучит заманчиво».

Глава 15

Женщина в доме

Ты возишься около радиатора, отыскивая наименее неудобное положение. Если привалиться спиной к стене, можно вытянуть ноги.

Закрываешь глаза, прислушиваясь к звукам с улицы. Стук дятла. Птичьи голоса. До похищения ты начала изучать певчих птиц. Нашла книгу с перечнем видов и описанием их трелей. В теории все выглядело понятным, но тебе никогда не удавалось точно опознать пернатых по голосам, даже после многолетней практики в сарае. Для твоих городских ушей любая птица – это просто птица.

Когда возвращается пикап, квадрат света вокруг штор уже потускнел. Двери открываются и хлопают. Из кухни долетают обрывки фраз: «домашнее задание», «ужин», «телевикторина». Чьи-то шаги на лестнице. Шумит унитаз, поют трубы в ванной. По дому растекается запах еды – густой, горячий, маслянистый.

Он предупреждал: ужин будет не каждый вечер. Завтрак – не каждое утро. В нужное время он придет за тобой. Но сегодня первый вечер. Поэтому сегодня он появляется.

Ты уже выучила все па. Он снимает наручники, велит пошевеливаться. Ты встаешь, пару раз сгибаешь колени, растираешь ступни. Внизу стол накрыт так же, как и утром, вместо кофейных кружек – стаканы с водой. Он открывает духовку, проверяя содержимое.

– Сесилия!

Мужчина у себя дома, накрывает на стол. Кормит своего ребенка. Отец.

Он толкает тебя локтем, мол: «Чего ждешь?» Ты садишься на место, отведенное тебе за завтраком.

Сесилия спускается по лестнице, подавляя зевок. Ты помнишь себя в ее возрасте, как утомительно было всему учиться, читать кучу книг, запоминать кучу математических формул. Перед тобой открывался мир, тебя целиком поглощала задача выяснить – в перерывах между занятиями, на переменах, – каким человеком ты хочешь стать и как этого достичь.

Девочка останавливается у входа в гостиную и направляет пульт на телевизор. Комнату наполняет музыкальная заставка – медно-духовые инструменты, ритмичная мелодия, – затем раскатистое: «Это-о-о “Джеопарди![8]”» На экране появляются участники: Холли из Силвер-Спрингс, Джаспер из Парк-Сити и Бенджамин из Баффало. В студию входит мужчина в костюме и галстуке.

– Встречайте ведущего «Джеопарди!» – Алекса Требека.

У тебя немеют руки, ноги и ступни покалывает. Дом ты еще можешь вынести. Даже Сесилию, ее молодость, тайны ее жизни. Присутствие дополнительного человека в комнате. Но телевизор… Люди, отвечающие на вопросы за деньги; Алекс, приветствующий Холли, Джаспера и Бенджамина будто старых друзей… Это уж через край. Слишком сильное столкновение с внешним миром. Слишком явное свидетельство того, что мир продолжает существовать без тебя.

В гостиной отец подходит к дочери, обнимает за плечи. «Раньше твой отец тоже так делал, – раздается у тебя в голове, – по-приятельски притягивал к себе…»

– Ужин готов.

Сесилия поднимает умоляющий взгляд.

– Только первый раунд? Пожалуйста?

Отец вздыхает. Смотрит на тебя. Возможно, отвлекающий фактор – не такая уж плохая идея. Чтобы девочка сосредоточилась на телевизоре, а не на новой гостье.

– Убавь громкость, и пусть работает в фоновом режиме.

Сесилия вскидывает брови. На секунду она – копия отца: та же подозрительность, ожидание подвоха, обмана. Не желая испытывать судьбу, она направляет пульт на телевизор, голос Алекса превращается в слабое бормотание. Сесилия еще немного возится с кнопками. Внизу экрана всплывают субтитры. Умная девочка.

Обернув руки кухонным полотенцем, отец ставит керамическое блюдо в центр стола рядом с нарезанной буханкой чесночного хлеба. Сесилия наклоняется и делает вдох.

– Что это?

– Вегетарианская лазанья, – сообщает он и садится.

Девочка накладывает еду отцу, потом себе, затем смотрит на тебя, вопросительно подняв ложку. Ты передаешь свою тарелку и берешь кусочек чесночного хлеба. Сесилия некоторое время изучает тебя, пока отец не указывает на телевизор. Там категория «Дела сердечные». На кону восемьсот долларов. Скрытые титры дублируют вопрос, который Алекс читает с карточки: «Это происходит, когда вокруг сердца скапливается опасное для жизни количество жидкости».

– Тампонада, – говорит отец. Не с вопросительной интонацией – просто констатирует факт.

Бенджамин из Баффало дает тот же ответ. К его сумме добавляется восемьсот долларов.

– Так нечестно, – возмущается дочь. – Ты это изучал!

Насколько тебе известно, человек с ключом от сарая, от твоей спальни, – не доктор. Здесь кроется какая-то история. Нереализованные амбиции, изменение планов. Прежде чем ты успеваешь придумать, как по-хитрому разузнать больше, Бенджамин из Баффало выбирает категорию «Прозвища» за двести. Алекс читает: «Его также называли “тихим битлом”».

Что-то шевелится в памяти. Знания из прошлого. Песни, которые ты пела. Компакт-диски, которые таскала из домашнего кабинета отца. Первые аккорды It’s All Too Much, искаженный визг электрогитары.

Отец с дочерью беспомощно переглядываются. И вдруг – твой голос:

– Не Джордж Харрисон?

Бенджамин из Баффало называет Джона Леннона – и промахивается. Джаспер из Парк-Сити выбирает Ринго. Холли из Силвер-Спрингс даже не пытается. Когда время истекает, Алекс делает грустное лицо. «Не Джон и не Ринго, – высвечивается в субтитрах. – Правильный ответ… Джордж Харрисон».

Сесилия посылает тебе улыбку, словно говоря: «Молодец». Дождавшись, пока она отвернется к экрану, отец вопросительно вскидывает бровь. Ты пожимаешь плечами. «Что? Ты просил вести себя нормально». Он вновь поворачивается к телевизору, где Бенджамин