Порочная слабость - Кейт Харди

— Очень благородно.

— Папа так не думал. — Она пожала плечами. — Но в конце концов, примирился. Когда я пригрозила, что стану моделью, он перестал требовать, чтобы я нашла достойную работу.

«Модель? Как Вера…»

— А ты хотела бы стать моделью? — спросил он осторожно.

— И годами жить на одних салатных листьях? Нет, спасибо. Я люблю вкусно поесть!

— Ты достаточно стройна, так что можешь есть все, что захочешь. А я видел, сколько пудинга ты можешь съесть.

— Дело не только в этом. Люди завидуют тебе, стараются подставить подножку, ждут, когда ты допустишь какой-нибудь промах. — Она скривила губы. — Нет, спасибо. Это не большое удовольствие.

— А сейчас ты живешь в свое удовольствие?

— Вот именно. Правда, я не думаю, что ты это поймешь.

— Потому что я — зануда? — спросил Гай, вспомнив, что именно так называла его бывшая жена.

— Нет. Потому что ты слишком умный. Ты — ученый. Тебе нужны другие удовольствия в жизни.

Она попала в яблочко. Они принадлежат разным мирам. Эмбер любит встречаться с людьми, она относится к каждому как к другу, ее душевная теплота разрушает любые преграды. Они — полные противоположности. Так какой смысл начинать то, что заведомо обречено на провал? Как бы его к ней ни тянуло. Они договорились, что прошлая ночь — последняя.

Значит, так и будет.

Когда они вернулись в замок, Эмбер извинилась, сказала, что немного устала. У Гая было чувство, что она грешит против истины, но не стал ее на этом ловить, а ушел в лабораторию и стал искать в Интернете, не появилось ли новое средство для лечения аносмии.

Он довел себя до боли в глазах, но не успокоился. Он не знал, происходит ли его беспокойство оттого, что он ничего не нашел, или оттого, что Эмбер спит наверху?

«Ты болван, Лефевр, — сказал он себе. — Тебе надо выспаться. Может быть, утром все будет по-другому».

Подойдя к лестнице, он заметил на кухне свет. Наверное, забыл его погасить. Но, войдя на кухню, Гай увидел Эмбер. Она сидела, уронив голову на стол.

— С тобой все в порядке? — спросил он.

— Я не могла заснуть, — призналась Эмбер, — спустилась и сделала себе чашку теплого молока с циннамоном[4].

С циннамоном… Гай больше не чувствовал этот запах, но помнил, что он наполняет душу. Как Эмбер.

— Извини, я должна была бы спросить разрешения. Надеюсь, ты не возражаешь, что я вожусь у тебя на кухне?

— Всегда пожалуйста.

Она прищурилась:

— А ты в порядке?

— Да, — солгал он.

— У тебя глаза красные, как будто слишком долго сидел за компьютером.

— Я тоже не мог заснуть, — признался Гай.

Она протянула ему чашку:

— Попробуй это.

Он отпил глоток, чтобы ее не расстраивать.

— Так почему ты не мог заснуть?

Последовало долгое молчание. Он ждал, что она что-нибудь скажет. Наконец Эмбер тяжело вздохнула:

— Номер три…

Его поразило, что у нее хватило смелости признаться. Прямо и честно.

— И я. Может быть, я так назову мои новые духи?

— Твои новые духи имеют к этому отношение?

— Нет.

Он точно знал, какие духи хотел создать. Гипнотизирующие, чувственные, с зеркальной поверхностью и скрытой внутренней сладостью. Как Эмбер… И приходил в отчаяние оттого, что не мог этого сделать. Формула нового аромата была у Гая в голове, ему хотелось броситься в лабораторию и начать его делать. Но он знал, что это бессмысленно: он не сможет проверить, нужно ли как-то изменить формулу, пока его нос не придет в норму.

Эту проблему он не мог решить прямо сейчас. В отличие от другой — проблемы их притяжения друг к другу.

— И что мы с этим будем делать? — спросил он ее.

— Не знаю. Но мне кажется, не стоит оставаться здесь с тобой. — Она отобрала у него чашку и сделала несколько глотков. — Особенно если ты будешь надевать то, что тебе идет. Потому что, видишь ли, я немного импульсивна и не всегда могу вовремя остановиться. — Она глубоко вздохнула. — Ты — другое дело. У тебя хорошая работа, ты разумно смотришь на вещи.

— Не всегда. Особенно если самая красивая женщина, какую я когда-либо видел, поднимает юбку, сидя в моей машине. — Он пристально посмотрел на нее. — На тебе надето что-нибудь кроме этого халата?

— Не знаю, следует ли мне отвечать на этот вопрос…

Он усмехнулся:

— Фактически ты на него ответила.

— Ну ладно. Пойду наверх и приму холодный-холодный душ. А завтра перееду в гостиницу.

— Нет. — Гай взял ее руку и поднес к губам. — Я знаю, это очень скверная мысль, но я думаю, ни один из нас не сможет заснуть сегодня, если мы что-нибудь не предпримем… по этому поводу.

Ее глаза стали просто огромными.

— Так что ты предлагаешь? Безумный поступок?

— Одна ночь не решила наши проблемы, — ответил он. — Может быть, нам надо чуть больше времени?

— Но это ведь не всерьез?

— Согласен. Это эксклюзив.

— Вот именно! — Она снова вздохнула. — Прямо сейчас?

Утром Гай, проснувшись в постели Эмбер, растерялся — сначала потому, что не сразу сообразил, где находится, а затем потому, что обнаружил себя в постели одного. Простыни с ее стороны успели остыть. Значит, она не в душе.

— Эмбер?

Никакого ответа. Нахмурившись, он встал, натянул брюки и спустился вниз. Она была на кухне, босая, в своем шелковом халатике. И он точно знал, что, кроме халата, на ней ничего нет. Так вот и заставляют кровь мужчины вскипеть…

Он стоял в дверях и наблюдал, как она, напевая какой-то мотив, что-то помешивает в кастрюле, полностью поглощенная этим занятием. Эмбер была так привлекательна, что ему потребовалось совершить над собой героическое усилие, чтобы не подойти к ней, не повернуть ее лицом к себе и не зацеловать до головокружения.

— Доброе утро, ангел мой, — сказал он с порога.

Она обернулась и улыбнулась ему:

— Доброе утро, Гай. Я хотела принести тебе завтрак в постель, но, раз ты встал, садись. — Она опять улыбнулась. — Я готовлю оладьи.

Он заморгал:

— Вы в Англии едите это на завтрак?

— Нет, но моя мама в Лос-Анджелесе так делает. Это американские оладьи для завтрака. Толстые и сладкие. Мы едим их с печеными яблоками и кремом шантильи[5].