Последняя крепость Рейха - Андрей Васильченко

Но обратимся к проблемам простых жителей Бреслау. В конце января 1945 года ни для кого не было секретом, что в ближайшее время советские войска должны были блокировать город. Поэтому во всех районах «Организация Тодта» начала работы по возведению на улицах баррикад. Но сил организации для успешного выполнения поставленной перед ней задачи явно не хватало. По этой причине к строительным работам активно привлекалось гражданское население. Собственно, строительными работами это было назвать трудно, так как основным материалом для баррикад служили камни, вывороченные из мостовой. В возведенных баррикадах оставляли лишь небольшие проезды, в которые могла «протиснуться» машина или городской трамвай (как правило, они совпадали с рельсовыми путями).

Особенностью осады Бреслау было то обстоятельство, что из имевшихся на тот момент десяти трамвайных маршрутов три продолжали свою работу. И это касалось не только первых дней осады. Итак, что же это были за трамвайные маршруты? Один имел условное название «окружная железная дорога». Он еще иногда именовался «круглым маршрутом». Он связывал между собой вокзал у Одерских врат, Фрайбургский вокзал и Главный железнодорожный вокзал. Действовал также маршрут № 1, который пролегал через Требницскую площадь, шел на север к городскому кольцу через площадь Гинденбурга (до этого площадь кайзера Вильгельма), а затем ехал в южные пригороды. Был еще маршрут, который пролегал с запада на восток. Он начинался у аэропорта Гандау на западе и заканчивался, проходя через центральное кольцо, на Офенер-штрассе на востоке. Но если углубиться в центр самого Бреслау, то мы смогли бы обнаружить там бесчисленное множество новых трамвайных маршрутов. Это было связано с тем, что в центре Бреслау располагалось огромное количество партийных, административных органов, военных предприятий, которые были эвакуированы сюда несколько лет назад. Там же располагались военные госпитали и армейские ведомства. Для оперативного сообщения между ними были пущены трамваи. Кроме того, партийное руководство полагало, что при помощи подобного приема оно могло подавить панические настроения среди населения. «Трамваи ходят — значит, бояться нечего; все не так уж плохо». Пока горожане ездили на трамваях, в них могла еще жить надежда, что все исправится. Трамвай даже в окруженном городе был неким символом обычной, нормальной жизни. Но от многих не укрылись странные изменения. Трамваи стали ходить без кондукторов, а плату за проезд больше никто не требовал. Впрочем, в начале марта пустили маршрут, который ездил с юга на север города. Но уже в середине марта трамвайный парк оказался разбомбленным. К апрелю в городе действовал лишь «круглый маршрут», по которому трамваи следовали от Требницской до Королевской площади. Была еще небольшая трамвайная ветка: Королевская площадь — Шлахтхоф — Франкфуртская улица.

Последние дни января прошли под знаком активного переселения немецкого населения с севера на юг города. Поскольку военное командование посчитало, что советские войска нанесут удар по городу с севера, то было издано распоряжение очистить все районы на правом берегу Одера. В итоге в южные пригороды Бреслау в поисках жилья и пропитания устремились тысячи людей. Но и здесь они не нашли покоя, так как впоследствии 17 февраля части Красной Армии нанесли удар именно с юга, между Брокау и Клеттендорфом. Наступление было настолько сильным, что жители были вынуждены устремиться обратно. Подобные эвакуации проходили в буквальном смысле одна за другой. На каждую из них отводилось минимальное количество времени. Нередко приказы напоминали издевательство. Так, например, в конце января на переселение больницы Вифлеема, находившейся на Маттиас-штрассе, было отведено всего лишь 20 минут! А ведь там находились тяжелобольные люди, над которыми взяли опеку диаконисы из Грюнбергского материнского дома. В столь же спешном порядке в одну из городских больниц был перемещен госпиталь во имя Всех Святых. Не успев обустроиться на новом месте, 17 февраля больных в такой же жуткой спешке стали увозить из южных пригородов на север. Неизвестно, от чего больные пострадали больше: от советского наступления или «заботы» партийных властей.

О том, насколько тяжело приходилось гражданскому населению в Бреслау, можно судить по воспоминаниям Эрнста Хорнига. Из бесед со священниками и прихожанами он узнавал о растущем числе самоубийств, которые происходили в городе. Сам же он придерживался мнения, что установить их точное количество было делом сложным.

Пулеметный расчет Фольксштурма

Сами же свидетельства очевидцев тоже весьма расходились. Приведем две полярные оценки. Одна из них принадлежала священнику Паулю Пайкерту. Тот записал 13 марта в своем дневнике: «Из достоверного источника я узнал, что ежедневно в нашем городе происходит от 100 до 120 самоубийств». В то же самое время член попечительского совета больницы Святого Георгия Альфонс Буххольц отмечал: «После окружения города русскими добровольный уход из жизни не был очень распространенным явлением». Собственные наблюдения Хорнига давали некую промежуточную цифру. В своих воспоминаниях он логично замечал, что дать «достоверные данные» в то время в Бреслау не мог никто. Сам же он слышал о волне самоубийств, которая началась во время приближения фронта к Бреслау, а затем получила новый импульс с началом боев на южных окраинах города. По его подсчетам, счеты с жизнь ежедневно сводили около 50 человек. Если эту цифру помножить на 84 дня осады Бреслау, то получается, что за это время с собой покончили около 4200 человек. Впрочем, точные сведения об этой проблеме вряд ли удастся когда-либо получить.

28 января 1945 года жители Бреслау с ужасом обнаружили расклеенные на улицах домов листовки, подписанные гауляйтером Ханке. В них говорилось: «Второй бургомистр города, министерский советник д-р Шпильхаген попросил обер-бургомистра столицы гау Ляйхтерштерна связаться с Берлином, дабы того назначили на новую должность. Его исключительная трусость подвигла его к бегству… По моему приказу министерский советник Шпильхаген был расстрелян отдельным подразделением Фольксштурма перед зданием ратуши. Тот, кто боится погибнуть с честью, умрет в бесчестии». Хуго Эртунг, в свое время достаточно известный немецкий писатель и сценарист, написал в те дни в своем дневнике: «Один из наших фанен-юнкеров пришел ко мне в квартиру бледный и взволнованный. Он рассказал о том, как стал свидетелем расстрела бургомистра Шпильхагена, что было личной инициативой гауляйтера. Я часто встречал д-ра Шпильхагена в трамвае — мы оба очень рано выезжали на работу. Как-то раз я даже имел беседу с этим очень умным человеком, который не стеснялся высказывать критику в адрес царивших порядков. Его ужасный конец просто потряс меня».

Другой очевидец вспоминал: «Приказу о расстреле Шпильхагена предшествовал многолетний конфликт с гауляйтером Ханке, которого экономный бургомистр критиковал за помпезные празднества, которые устраивались в городе. Теперь партийный функционер получил повод для того, чтобы наконец-то расправиться с критиковавшим его бургомистром. Утром 28 января в 6 часов утра расстрельная команда направила винтовки на бургомистра, которого с завязанными глазами поставили у подножия конной статуи Фридриха II. Раздалась команда, залп — и д-р Шпильхаген упал мертвым». Далее очевидец продолжал: «Затем было еще много страшных расстрелов. Со временем даже перестали расклеивать листовки, объявлявшие о них. Накануне 1 февраля по приказу Ханке появилось такая листовка: „Начальник сельскохозяйственного управления Нижней Силезии д-р Зоммер 25 января, не получив на то соответствующего разрешения, самовольно покинул свой пост в Бреслау и без каких-либо веских причин направился в Гёрлиц… По законам военного времени он был расстрелян“».