Муж для дочери Карабаса - Наталия Миронина

– Спрашивай. – Мезенцев с интересом взглянул на него, и Леониду вдруг показалось, что Константин Алексеевич видит его насквозь. Поэтому Леонид медлить не стал:

– Вот вы говорите, что Ольга заждалась, что… Одним словом, я не уверен, что Ольга уж так хорошо относится ко мне. И я бы не хотел быть навязчивым. Вы понимаете меня?

– Понимаю.

– Вам как отцу виднее, конечно. И потом, насколько я понял, вы с дочерью очень близки. Она вам доверяет, и вы являетесь авторитетом. Но все же…

Леонид не закончил фразу, чтобы Мезенцев вполне оценил услышанное. В одной фразе Леониду удалось сказать, что его отношения с Ольгой достаточно доверительны, чтобы обсуждать взаимоотношения с отцом. Конечно, это было неправдой. Ольга об этом не говорила и даже жаловалась на властность Константина Алексеевича. Но сейчас важно было, чтобы Мезенцев отметил некую связь между ним и Ольгой.

– Так что тебя интересует? Конкретно? – усмехнулся Мезенцев.

– Я не злоупотребляю вниманием Ольги? Действительно ли она мне рада? Мне бы не хотелось заблуждаться. Вы, Константин Алексеевич, не будете ходить вокруг да около. Если у меня шансов нет, вы сразу мне об этом скажете.

– Так я тебе и сказал! – ответил Мезенцев и, заметив взгляд Леонида, пояснил: – Да, думаю, рада. Очень рада. Мне так кажется. Как отцу кажется.

Пока Леонид спускался по лестнице с видом триумфатора, пока он с восторгом думал: «Деньги! Столько денег!», Мезенцев, усевшись в глубокое кресло, вслух тихо произнес: «Главное – внушить нужное!»

Прошел год. И опять была поздняя осень. Впрочем, даже не осень, а зима, которая наступила внезапно. Она не дала «отгулять» ноябрю, превратив дожди в снега, заморозив раньше обычного речки. Деревья с желтыми обледеневшими листьями напоминали декорации.

– Ох, что же это за осень, я еще хотела в саду кое-что сделать, – качала головой Васса Федоровна.

– Зато у тебя много времени для работы над книжками, – успокаивала ее Ольга.

– Васса Федоровна, вспомните дачу. Там уже в октябре никого на участках не было, – говорил Леонид.

Он теперь все выходные проводил у Мезенцевых. Никто и не понял (ну, может, кроме самого Мезенцева), как так получилось, что исчез с горизонта Олин давний знакомый Володя. Да и другие появлялись здесь все реже и реже. Никто вроде и не заметил, что все воскресные планы теперь согласовывались с Леонидом.

– Леня, приезжай сразу после работы. В пятницу. Нечего в Москве сидеть. Здесь хорошо, снег уже выпал основательный. Погулять с Олей сходите. А я поработаю с утра и обед устрою большой, – зазывала Васса Федоровна. К Леониду она относилась ровно, почти по-родственному, ничуть не волнуясь, что Ольга иногда оставалась ночевать в Москве. Это иносказательное «в Москве» – означало у Леонида. В присутствии старших Мезенцевых Ольга и Леонид вели себя чинно, не обнаруживая то, о чем все давно знали.

С приближением Нового года Васса Федоровна засуетилась.

– Хочу, чтобы Мария Петровна с Сергеем Николаевичем у нас праздник встречали. Я уже два раза с ними разговаривала, но они отнекиваются. Леня, пожалуйста, поговори с ними.

– Хорошо, – соглашался Леонид, но знал, что здесь бессилен. С некоторых пор, а именно с того момента, как он привез родителям первые деньги, полученные у Мезенцева, родители замкнулись и на все рассказы и приглашения отвечали неизменным: «Мы рады за них». За этими словами слышалось: «Мы рады за наших знакомых, но не более того. У нас своя жизнь».

– Мам, скажи откровенно, вы недовольны, что я общаюсь с ними? – как-то спросил Леонид.

– Ты взрослый человек. Тебе решать, – ответила мать сухо, – мы надеемся, что ты примешь правильные решения.

– Ты о чем?

– О своей работе. Об Ольге.

– А что – Ольга? – удивился Леонид. С работой и так все было ясно. Отец, понаблюдав за Леонидом, несколько презрительно назвал его «администратором без стола». «Есть министр без портфеля, а ты администратор без стола. Так сказать, высокооплачиваемый курьер», – сказал Сергей Николаевич. Леонид тогда обиделся. Гораздо сильнее обиделся, чем когда родители отказались взять у него первые заработанные у Мезенцева деньги.

– Так что – Ольга? – повторил он вопрос.

– Леня, а ты ее любишь? Действительно любишь? Девочка она хорошая. Да не в твоем вкусе. Она же не красавица. И чем дальше, тем будет хуже и хуже. Она в отца пошла – грубые черты лица, коренастая фигура. И хватка у нее отцовская. Ты действительно в нее влюбился? Я боюсь, что тебе больше нравится Константин Алексеевич. Его возможности, его власть. А Оля… Я хочу сказать, что дело не в ее внешности, а в том, почему ты за ней ухаживаешь. – Мать отложила кухонные дела и села напротив сына.

А сын растерялся. Он так тщательно готовился обольстить Ольгу, эту богатую и «выгодную» невесту, он так внимательно изучал ее, присматривался к ней, так дотошно следил за ее увлечениями, ее интересами. Он так упрямо окружал ее заботой и вниманием, что незаметно влюбился. Он влюбился в сочетание милой внешности, характера, силы, уверенности, какой-то внутренней решительности и… Возможностей, которые в облике Мезенцева-старшего маячили за спиной Ольги. Это последнее обстоятельство он честно признавал, но чем больше проходило времени, тем меньше Леонид думал о выгоде и тем больше – об Ольге. Теперь он был влюблен только в нее, а все остальное существовало уже в «параллельном» мире.

Этой его влюбленности способствовала строптивость Ольги, ее нежелание идти на поводу у красивого и уверенного в себе мужчины. Она раздразнила его, и он забыл о своих «деловых» планах. Он увяз в этом флирте, который быстро перерос в увлечение, а потом в любовь. Леонид именно влюбился, влюбился от души. И то, что сейчас сказала об Ольге мать, показалось ему самой большой несправедливостью. Леонид не обиделся на материнские подозрения в его меркантильности, но ему стало обидно за Ольгу. Она не была красавицей. Да, в будущем она наверняка будет полной, кряжистой, основательно «прибитой» к земле, как и ее отец. Да, черты ее лица огрубеют, и она станет откровенно некрасивой, но это когда еще будет?! А сейчас она хороша – тонкая, подвижная. Она имеет чувство юмора, она умная, она столько знает и умеет держать себя так, что невозможно не обратить внимание на нее, не влюбиться в ее смех, в ее веснушчатое лицо, в ее чуть рыжие волосы, которые так быстро выгорают на солнце. Невозможно не засмотреться на ее ладную и сильную фигуру, подтянутую и энергичную.

Леонида захлестнула обида. Ладно, отец. В нем говорит какая-то ревность, какая-то настороженность. Но мать?! Мать так хорошо его, Леонида, знает, он так с ней всегда откровенен, так зачем она настолько груба в своих выводах и подозрениях?! Как она может быть такой близорукой?! И почему она не хочет поверить в серьезность их с Ольгой отношений?! «Да как же объяснить, что она мне действительно нравится?!» – думал Леонид и вдруг вспомнил о своих планах. О своем желании приблизиться к семье Мезенцевых и получить от них или деловую помощь, или хотя бы Ольгу. Ему на мгновение стало противно, стыдно и захотелось сразу же все опровергнуть и забыть. Но пока он вспоминал начало, случилось главное – силы и желание что-то доказать матери исчезли.