Венские кружева - Елена Федорова

– Мои родители – прекрасные люди. Они полюбят и тебя, и наших малышей, уверяю, – успокаивал он Альбертину.

– Они нас никогда не полюбят, никогда, – сказала она за день до возвращения господ Монтенуово из путешествия. И добавила:

– Что бы с нами не случилось, Вильгельм, помни, что моя любовь к тебе будет вечной…

– Мы будем вечно вместе, Альбертина! Наша любовь сильнее времени, – он прижал ее к груди. – Смотри, вон упала звезда, я загадал желание. Теперь…

– Падающая звезда не исполнит твоих желаний, – сказала Альбертина со вздохом. – Только сияющие на небе звезды могут передать наши просьбы Творцу… Только сияющие…

Он потом много раз вспоминал ее грустные глаза, тихий голос и эти слова…

По прошествии нескольких лет, когда графиня Монтенуово сказала сыну, что пора бы обзавестись семьей, он резко ответил:

– Никогда. Забудь об этом.

Она разрыдалась. Все ее старания пропали даром. Охота за ведьмами не помогла убить любовь в сердце сына. В доме Монтенуово никогда не будет звучать детский смех. Она не дождется внуков.

– Скажи мне честно, Вильгельм, ты меня ненавидишь? – графиня протянула ему руку. Он поцеловал ее, ответил с нежностью:

– Ты – моя мать. Я не имею права ненавидеть тебя. Но и боготворить тебя я больше не в силах. Я уважаю вас с отцом. Я выполняю свой долг перед вами.

– Ты нас не любишь, Вильгельм, – она испугалась своих слов.

– Я вас люблю, – сказал он сухо. – Я не имею права вас не любить. Вы – люди, давшие мне жизнь.

– Боже мой, – она расплакалась. – Какой жестокий финал. Как ты жесток…

– Смиритесь с этим, графиня, – обняв жену, сказал граф Монтенуово. – Мы сделали для сына все, что могли. Теперь он делает все, что может для нас. Не требуйте от него невозможного, дорогая. Вспомните, что написано в Писании: «да оставит человек родителей своих и прилепится к жене своей…»

– О, прекратите изводить меня, граф, – простонала она.

– У Вильгельма нет и не будет жены. Не будет никогда… Его сердце пропитано черным креольским ядом…

– Мое сердце дышит любовью, мама, – сказал Вильгельм и ушел.

Его сердце было отдано Альбертине. Он хранил на груди ее портрет, который написал на небольшом картоне. Вильгельм был хорошим художником. Эта способность могла принести ему известность, но родители решили, что сыну графа Монтенуово ни к чему заниматься художеством. Это слишком нелепое занятие, пригодное для простолюдинов, которым нужно заботиться о пропитании.

– Ты – граф, Вильгельм, не забывай об этом никогда! – повторяла его мать.

Здесь, в Луизиане, где правили, плантаторы, банкиры, судовладельцы, ее слова казались смешными. Вильгельм убедил родителей, что от графского титула нужно отказаться хотя бы для вида.

– Плантатор Монтенуово звучит престижнее, чем граф, – согласился с ним отец. – Теперь для всех мы будем плантаторами.

Титул перед фамилией исчез, а драгоценности остались. Вильгельм мечтал когда-нибудь подарить их Альбертине или дочери Иссидоре. Он не сомневался в том, что Иссидора и Матиас – его дети. Глаза у маленькой Иссидоры были синими, бездонными, как у его матушки. Вильгельм сердился на графиню за то, что она так бесцеремонно разрушила его счастье. Обида терзала его душу. Он избавился от нее только тогда, когда простил матери ее грех. Графиня улыбнулась, поцеловала сына в лоб, испустила дух. Ей было девяносто лет. Граф Монтенуово ушел из жизни годом позже в возрасте девяноста пяти лет.

Вильгельм оплакал родителей. Больше года носил по ним траур. Ждал, что Альбертина вернется. Но, вспомнив охоту на ведьм, решил действовать. Он должен найти Альбертину. А, если случилось непоправимое, и ее уже нет среди живых, то он должен найти детей и дать им то, чего они были лишены все эти годы по его вине. Вильгельм Монтенуово продал плантацию и приехал в Новый Орлеан….

Дом на окраине города понравился ему своей уединенностью. Вильгельм привык к одиночеству, любил его. Радовался тому, что никто не мешает ему писать картины, вспоминать. Он стоял на террасе дома, смотрел на Миссисипи и думал:

– Прошло тридцать пять лет… Тридцать пять – это целая жизнь, пролетевшая мимо… В моей памяти остались лишь воспоминания об Альбертине. Каждую ночь она приходит ко мне… Я слышу ее голос, млею от ее ласк, но на рассвете она исчезает, оставив на моих губах горький привкус разлуки…

Вильгельм поднял голову к небу, простонал:

– Господи, помоги мне найти ее, Господи… – закрыл лицо ладонями, но тут же убрал их, словно прозрел. Схватил кисти и размашистыми мазками написал портрет.

В минуты сильнейшего волнения Вильгельм создавал удивительные картины. Он никогда не видел такие пейзажи, таких людей, такие растения, которые появлялись на полотне. Со временем Вильгельм нашел объяснение своим картинам. Он стал называть их предсказаниями, пророчествами, потому что все, написанное им впоследствии обретало реальные формы. Экзотические пейзажи теперь не удивляли, а радовали Вильгельма. Он их внимательно изучал, чтобы потом убедиться в схожести с оригиналом.

На этот раз на портрете, который он написал, появилось лицо юноши с большими черными глазами, в которых сквозила грусть. Уголки губ чуть приподняты вверх. За полуулыбкой скрыто что-то сокровенное. Что? Вильгельм поставил портрет на мольберт, отошел в сторону, скрестил руки, сказал:

– Здравствуй, Матиас! Уверен, ты выглядишь именно так. Тебе сейчас чуть больше тридцати. Мы с тобой похожи. И эта скрытая грусть, и ожидание, – улыбнулся.

– У нас все впереди, Матиас. В шестьдесят жизнь только начинается, я уверен. Мы – долгожители. Долго… – развернулся, пошел бродить по саду.

Так было проще унять волнение, которое нарастало с наступлением сумерек. Все эти годы Вильгельм ждал появления Альбертины. Он вслушивался в шорохи, в биение сердца, в тишину. Ему хотелось, чтобы все произошло так, как в их первую встречу, чтобы земля ушла из-под ног, и они превратились в ангелов, умеющих летать. Порой это безудержное влечение смешило Вильгельма.

– Нельзя же так, – укорял он себя. – Хватит, хватит… Ты – взрослый мужчина, хозяин плантации, граф… Ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится… Все, что…

Однажды он пошел в бордель, но несколько минут, проведенных там, не только отбили у него желание прикасаться к грязным вакханкам, демонстрирующим на всеобщее обозрение свои прелести, но и смотреть на них. Граф Монтенуово покинул бордель, отругав себя за непристойное поведение.

По настоянию матери он знакомился с дочерьми плантаторов, но они казались ему еще ужаснее девиц из борделя.

Круг замкнулся, выдавив Вильгельма наружу. Он не желал того, чем жила элита Луизианы. Он стал изгоем в мире разврата, лжи и зависти.

Вильгельм вернул себе графский титул, который защищал его от нападок и насмешек. Граф Монтенуово достаточно богат, чтобы не раскрывать никому своих тайн. Он ведет жизнь затворника. Присматривается, прислушивается, выжидает, что-то ищет.