Свет первой любви - Мэри Бэлоу

Майра напомнила сэру Эдвину, что леди Хейз решила не ехать на бал, и заверила его, что она со своей стороны предпочла бы увидеть его успокоившимся, так что лучше ему возвратиться домой, к матушке. Кроме того, она не из тех девушек, которые обожают балы и прочие подобные увеселения.

За эту замечательную речь Майра была вознаграждена: сэр Эдвин схватил ее за руки и крепко сжал их. Такое великодушие мисс Хейз, такая похвальная забота о здоровье будущей свекрови, такая нежная забота о его, сэра Эдвина, чувствах, такая самоотверженная готовность лишить себя удовольствия – все это воистину достойно восхищения! На такую нежную преданность он может ответить не иначе как выказав не меньшую самоотверженность. Он решил сопровождать мисс Хейз на бал и будет там веселиться, как если бы на сердце его не лежала тяжесть, А возвращение домой он отложит на завтра.

Майра улыбнулась и поблагодарила своего нареченного.

Но все же надежды ее умерли не до конца. Первый день Рождества был облачный и угрюмый. В день бала тяжелые серые тучи низко нависли над землей и еще до полудня пошел снег, припорошивший сухую землю, траву – и возродивший надежды Майры. Если снег пойдет гуще и все дороги будут засыпаны, поездка станет весьма затруднительной и опасной, а то и совсем невозможной. Бал придется отменить или по крайней мере ограничиться танцами для тех, кто гостит в Данбертоне.

Но снегопад прекратился почти сразу же после полудня и не возобновился, хотя Майра часто подходила к окну, заклиная тучи сбросить свой тяжелый груз. Кажется, придется ей отправиться на большой бал. И танцевать вальс с графом Хэверфордом.

Потом она надела свой новый вечерний туалет цвета персика: сквозь прозрачное платье из муслина просвечивал чехол из блестящего атласа. Наряд не казался вычурным. В конце концов, ей ведь двадцать шесть лет. Подол платья украшали не оборки, а только рюш. Высокая талия перехватывалась под грудью шелковой лентой. Вырез был не очень глубоким, рукава же – короткие, буфиками. Волосы Майра уложила завитками и кольцами, но в ее прическе не было ничего нарочитого. Украшать себя тюрбаном или перьями она не захотела, потому что всегда ценила в одежде простоту.

– Ты прекрасно выглядишь, милочка! – сказала ей мать, прежде чем вышла из. туалетной комнаты.

– Не очень ли яркий цвет? – с некоторым беспокойством спросила Майра. Они только недавно сняли траур, который носили по отцу, так что глаз привык к серому и черному. – Не очень ли у меня вызывающий вид, мама?

– У тебя вид красивой женщины, какой ты и являешься, – ответила леди Хейз.

Майра улыбнулась и обняла свою мать. Слова матери, конечно, преувеличение. Она никогда не была красивой, даже будучи молоденькой девушкой. Но настроение у Майры поднялось – оно было почти праздничное, несмотря на неоправдавшиеся утренние надежды. Покажется ли она красивой ему – или по меньшей мере привлекательной? Не решит ли он, что она одета чересчур ярко или легкомысленно? Взглянет ли на нее с восхищением? Или с презрением? Или вообще без всякого интереса?

– Я уверена, что сэр Эдвин будет весьма доволен, – проговорила леди Хейз.

Майра широко раскрыла глаза. Сэр Эдвин? Ах да, конечно, сэр Эдвин! Именно о нем она и думала. Конечно, именно его она и имела в виду. Настроение ее немного упало.

– У него доброе сердце, Майра, – продолжала мать. – Он хочет, чтобы все у нас было хорошо.

– Да, конечно, – отозвалась Майра с веселой улыбкой. – Я прекрасно понимаю, как мне повезло, мама!

Мать улыбнулась – грустно и ласково.

Бальная зала в Данбертоне, хотя и не столь просторная, как некоторые великолепные залы, в которых веселилось высшее общество во время лондонских сезонов, все же была превосходно декорирована золотыми листьями, картинами и канделябрами, а размеры ее были искусно увеличены сводчатым потолком и огромными зеркалами, украшавшими одну из стен.

Для рождественского бала залу украсили плющом, ветками остролиста и сосны, а также колокольчиками, красными шелковыми лентами и бантами. За немалые деньги наняли оркестр, а графская кухарка с помощницами, приглашенными из Тамаута, умудрилась приготовить обильное угощение, которое ждало гостей в течение всего вечера в одной из передних комнат, а также в столовой, куда подали ужин. Приглашение приняли почти все.

Бальная зала будет полна, думал Кеннет, оглядывая пустую комнату. Тем временем все леди еще находились наверху – осматривали свои туалеты, внося последние штрихи. Джентльмены же собрались в гостиной, где подкреплялись перед тяжким испытанием графским бренди и портвейном. Кеннету очень хотелось присоединиться к ним. Но наверх поднялись оркестранты, только что пообедавшие на кухне, и он провел какое-то время, обсуждая со старшим из них программу вечера. А потом слуги и горничные начали приносить в переднюю блюда с рождественскими кушаньями и чаши с пуншем, и граф отправился посмотреть на плоды их трудов. Но в его присутствии не было необходимости. За всем наблюдал дворецкий – хладнокровно и со знанием дела.

К своему удивлению, Кеннет вдруг понял, что с нетерпением ждет начала бала. Не каждый день появляется возможность побыть хозяином большого бала, устроенного для семьи, друзей и соседей. Кеннет уже начинал любить их всех. И почувствовал, что ему нравится его роль. Жизнь, которую он вел в течение последних восьми лет, постепенно уходила в область воспоминаний.

И тут в дверях бальной залы появилась его мать в роскошном пурпурном шелковом платье и тюрбане, украшенном перьями. Графиня объявила, что по подъездной аллее приближаются первые гости и что вот-вот появятся Хелен, виконт Энсли и кое-кто из гостящих в доме. Наверное, подумал Кеннет, они придут для того, чтобы сразу же увидеть каждого вновь прибывшего. Первые гости появились рановато…

Кеннет занял свое место подле матери у дверей бальной залы и стал ждать, когда гости появятся на лестнице. Это оказались сэр Эдвин Бейли и Майра Хейз. Граф почувствовал, как его мать вся напряглась, и пожалел, что они прибыли первыми. Появись они позже, могли бы смешаться с другими гостями.

«Она прямо-таки красавица!» – невольно подумал Кеннет. Платье персикового цвета выглядело просто ошеломляюще при ее темных волосах и глазах, и у нее достало здравого смысла предоставить простоте говорить самой за себя. Большинство дам, уже находившихся в бальной зале, казалось, состязались друг с другом в украшении себя множеством оборок, бантов, рюшей, кудрей и завитков. Кроме того, Майра Хейз была явно выше своего кавалера – и, судя по всему, вовсе этого не стеснялась.

После того как сэр Эдвин склонился над рукой леди Хэверфорд и поздравил самого себя с тем, что стал близким соседом и – осмелится ли он выразиться столь фамильярно? – другом ее сына, он сообщил, что леди Хейз просит передать ее сожаления. Леди совсем недавно сняла траур по покойному сэру Бэзилу Хейзу, и ей было бы тяжело принимать участие в развлечениях, которые, по ее убеждению, предстоят сегодня вечером. Однако она надеется, что в скором времени сможет посетить ее сиятельство. Леди Хейз, подумал Кеннет еще до того, как бросил взгляд на Майру, разумеется, не выражала подобной надежды, а «мраморное» выражение лица его матери было, мягко говоря, красноречивым. Она ничего не ответила, но лишь изящно наклонила голову. Сэр Эдвин, похоже, не заметил ее слишком уж явкой сдержанности: Он поблагодарил леди Хэверфорд от всей души.