Мастер тату - Сергей Гайдуков

– Ладно, ладно, – проворчал Львов. – Давай зайдем и посмотрим, куда потащился твой Мурзик. Но если он просто сидит в баре и клеит какую-нибудь телку...

– Тогда я больше не буду дергать по этому делу ни тебя, ни Хорька. Это будет только мой крест, – совершенно серьезно заявил Кирилл. Львов поморщился:

– Не надо этого гнилого героизма. Мой крест! Скажешь тоже...

Гостиничный охранник на входе, увидев красные книжечки, любезно подсказал, в какой номер проследовал пять минут назад брюнет в черной кожаной куртке и солнцезащитных очках. Компьютер дежурного администратора выдал фамилии жильцов этого номера: Закиров и Абдюшев. Место постоянного проживания – город Душанбе, Таджикистан. Прибыли четырнадцать часов назад, номер снят на двое суток.

– Мордой в пол, пистолет в затылок – и прессовать, пока не расколется! – предложил программу действий Кирилл. – Типа, мы про него все знаем, давно его ведем, за двойное убийство ему пожизненное заключение светит...

– Я бы на его месте колоться не стал, – заметил Львов и потащил Кирилла в сторону от лифта – туда гостиничный персонал грузил коробки с продуктами, и было ясно, что это долгая история. – И вообще – чтобы колоть в таких ситуациях, нужен псих. Ты не псих, и я не псих. Мы Мурзика не расколем.

– А кто псих?

– Хорек псих. Его только нужно за руки придерживать, иначе он совсем с катушек слетит... Но он, если возьмется, расколет.

– Тогда нужно вызывать Хорька, – решился Кирилл. – Пусть парень порадуется, а то он все думает, что мы ему свинью подложили...

– Разве нет?

– Мы его пригласим на образцово-показательное задержание наркоторговца и убийцы. Так уж и быть, поделим славу на троих... Главное, чтобы Мурзик никуда из номера не делся. – Кирилл вытащил из кармана "ПМ" и зашагал вверх по пожарной лестнице...

Весь этот кошмар случился в ночь со среды на четверг, а Гоша позвонил только в понедельник утром. Его сухой, измученный похмельем голос сказал, что надо бы подъехать к Стасу в офис. Переговорить.

– Понял, – сказал Молчун, чувствуя себя при этом препаршиво. У Стаса, по словам Гоши, также было вечно подавленное настроение, а значит, они составят друг другу хорошую компанию.

Он собирался к Стасу так, как собираются на казнь приговоренные к смерти – надел все чистое, побрился, натер до блеска ботинки. Поразмыслив, положил в карман все имевшиеся в доме деньги – на случай, если Стас потребует материальной компенсации за причиненный фирме ущерб. Оставил лишь сто баксов на телевизоре. В дверях Молчун обернулся, посмотрел на эту сотню и помахал ей рукой. Больше ему не с кем было прощаться, некому было говорить: "Может, увидимся еще..."

На улице Молчун вдруг понял еще одну вещь – после четверга его не навещал по ночам мертвый брат. Небольшое удовольствие – просыпаться в холодном поту от вида покойника с дыркой между глаз, но все же – родное лицо. Мертвый брат перестал приходить к Молчуну, и это было полным и безусловным одиночеством. Настроение у Молчуна стало совершенно подходящим для разговора по душам со Стасом, равно как и для прыжка с платформы метро под колеса приближающегося поезда.

Стас оказался совершенно белым человеком. Белый пиджак, белая рубашка и – несмотря на возраст – абсолютно седые волосы. Говорили, что Стас поседел после того, как на него устроили покушение конкуренты. Стрелявших мало волновало то обстоятельство, что в это время Стас вез в больницу беременную жену. "Мерседес" исполосовали автоматными очередями сверху вниз и крест-накрест, Стас закрыл жену собой и принял в широкую спину пять пуль, но хватило лишь одной, чтобы пройти у него под мышкой, разорвать пиджак и ударить беременной женщине в шею. Из Стаса вытащили пять кусочков свинца, а вместе с ними и какой-то внутренний стержень – Стас мало того что поседел и обрюзг, он серьезно заинтересовался наркотиками. Гоша утверждал, что белый костюм Стас носит, чтобы не были заметны следы порошка на рукавах и лацканах – Стас мог себе позволить обсыпаться кокаином, как новогодняя елка серпантином и конфетти. Впрочем, все это не улучшило настроения Стаса, и последние годы он жил как бы по инерции, с новой женой, с новой машиной, в новой квартире – но с прежней непреходящей депрессией, которую доктор Кокаин не лечил, а лишь усиливал.

Офис, куда приехал Молчун, был нужен Стасу не для управления делами своих многочисленных фирм, а для того, чтобы можно было в этом офисе наглухо закрыться, спрятаться от жены и прочих родственников, от деловых партнеров и прочей обузы. В надежно запертом изнутри кабинете Стас мог спокойно накачиваться порошком сутки напролет, мог пить водку в компании своего отражения в зеркале, мог спать по двенадцать часов, мог тихо выть, вцепившись в старый альбом с семейными фотографиями...

Но это длилось не вечно. И Молчун попал как раз в промежуток между приступами традиционных Стасовых занятий. Он стоял посреди большого кабинета без окон, а за спиной у него стоял Гоша, скрестив руки за спиной и напоминая то ли адвоката, то ли охранника, готового в момент вырубить Молчуна, если тот поведет себя неверно.

– Стас, – негромко позвал Гоша босса, который чересчур увлекся разглядыванием каких-то бумаг на столе. – Стас, мы пришли.

Стас вскинул голову, некоторое время непонимающе таращился перед собой, но затем в его голове все встало на места, и Стас сказал:

– Ну.

– Это насчет четверга... – терпеливо пояснил Гоша.

Лицо Стаса сохраняло недовольное выражение, а рука как бы нехотя махнула в сторону Молчуна:

– Ну, чего встал? Сядь там где-нибудь...

Молчун сел на край дивана, не расслабляясь и не сводя теперь взгляда со Стаса, ожидая неизбежного вопроса: "Ну и как это ты облажался?"

Вместо этого Стас сказал:

– Не напрягайся, Молчун... Я же чувствую – ты весь как струна.

Он правильно чувствовал, хотя едва удостоил своего работника взглядом.

– Переживаешь из-за девок, – сказал Стас, не поднимая глаз. – Господи, да что ж теперь переживать-то? Случилось так случилось. Мертвых не вернешь, Молчун. Ты ведь знаешь, что их не вернешь? И я тоже знаю. Так чего же мы будем напрягаться из-за того, что уже не изменить... Правильно говорю?

– Наверное, – осторожно сказал Молчун.

– Давай думать о живых, – предложил Стас, прильнул ноздрей к белой дорожке, выстроенной на гладкой поверхности стола с помощью кредитной карточки, и вдохнул порошок. Молчун не знал, какие мысли о живых посетили Стаса в этот момент, но только следующие три-четыре минуты в комнате все сидели молча: Гоша и Молчун наблюдали за тем, как меняется выражение лица Стаса.

– О живых... – мягко прошептал Стас, и в складках у рта снова проступила озабоченность. – О тебе, Молчун. Ты же ведь живой?

– Наверное, – сказал Молчун.