Самые страшные войска - Александр Скутин

— Ну что? — говорю Мише с видом усердного солдафона, мысленно потешаясь над ним. — Какие будут приказания?

— Ставь на МАЗ и подключай!

Мише явно нравилось отдавать приказания. Мы, с трудом сохранив серьезные выражения лиц, стали надевать клеммы на батареи.

Сажусь в кабину.

— Включай! — мысленно взмахнул шашкой Миша. Витя-стажер деликатно отвернулся и зажал рот руками.

Я повернул ключ и… никакого эффекта.

— Не заводится, — говорю Мише с притворным удивлением.

Витя отошел на два шага и закашлялся.

— Давай наоборот, плюс подсоедини на массу, а минус — в цепь стартера, — скомандовал Миша.

Мое лицо исказила мучительная гримаса, Витька сжал лицо кулаками.

— Ты чего? — подозрительно скосился на меня Миша.

— Да так, — прохрипел я, подавляя приступ смеха, — на обед что-то нехорошее съел, живот пучит.

— Жрать надо меньше, а то скоро харя треснет!

Хорошо еще, подумал я, провода от батареи никуда не подключены, в воздухе болтаются. А то бы пробило вентили генератора.

И Витя, из последних сил сохраняя серьезность на лице, подключил плюс батареи на массу и минус — в цепь (на самом деле — никуда, но Миша об этом не знал).

— Запускать? — спрашиваю Мишу.

— Постой, — на его лице отразились мучительные сомнения, — если мы наоборот подключили батареи — у нас дизель в обратную сторону не заведется?

Все, финиш! Не в силах сдержаться, я сполз с водительского сиденья на пол кабины и не просто засмеялся, а завыл дурным голосом. Витя-стажер зашел за самосвал и там упал прямо на землю, содрогаясь от хохота. На непонятные, навзрыд, вскрики сбежался весь гараж, стали расспрашивать, в чем дело. Сквозь смех мы кое-как разъяснили причину своего бурного веселья. И тут уже весь личный состав скосила беспощадная эпидемия хохота. Солдатам только дай повод посмеяться — развлечений в лесу немного.

Разумеется, об этом случае узнал весь гарнизон, Мише это часто припоминали, а меня он возненавидел. Словно я виноват, что он глупость сморозил.

И вот, когда мы жили и работали на вахте, Миша пришел к нам в вагончик и объявил:

— С сегодняшнего дня работаем по-новому. Днем на самосвалах работают водители, а ночью — их стажеры. У бульдозериста и экскаваторщика подмены есть.

Ну и ладно, пожали мы плечами, начальству виднее.

В ночь (а ночи там белые — солнце летом не заходит) вместо меня сел за руль Витя-стажер. Но не успел я толком прикемарить в вагончике, как меня поднял Миша:

— Вставай! Там твой стажер самосвал угробил!

— Что случилось? Витя цел?

— Ему-то ничего, а вот самосвал с лежневки в болото съехал, кузов слетел с упоров и раму набок свернуло. А ты зачем руль стажеру передал?

— Так ты же сам приказал утром — в две смены работаем!

— Я такого приказа не отдавал! Ты самовольно передал руль необученному стажеру, а сам лег спать. Короче, я еду к механику комбината с докладной, приедет комиссия, будем разбираться. Под трибунал пойдешь за передачу руля стажеру, не допущенному к самостоятельному управлению.

А что, вполне может статься. Начальнику поверят, а солдат и спрашивать не будут. Любит начальство в нашем ЛПК сваливать свои промахи на солдат.

— Ну и подонок ты, — безнадежно вздохнув, говорю Мише. Впрочем, он и так это нал — ему об этом говорили ежедневно.

И я пошел в карьер. В сторонке от остальных машин стоял мой скособоченный самосвал, рядом с потерянным видом топтался Витя и виновато глядел на меня. Но я, даже не взглянув на него, сразу бросился к машине. Один лонжерон рамы сзади был выше другого сантиметров на 15. Это — все, самосвал умер. Гидроцилиндром кузов не поднять — его неминуемо свернет набок. Тяжело вздохнув, я сел рядом с МАЗом. «Писец тебе, дружок, — подумал про себя. — Как говорится, техника в руках букваря — кусок железа».

Вообще-то, Витя — отличный шофер, просто такое с каждым может случиться. Да и загоняли нас совсем: по семнадцать часов в день работали последние две недели. Сначала в ночь, а после завтрака еще полдня, до обеда.

И не пожалуешься никуда — «Солдат, ты не работаешь, ты служишь Родине! А если Родина скажет надо — будешь служить ей круглосуточно. Ты давал присягу служить невзирая на тяготы и лишения».

— Саня, извини, — канючил Витя, — я так тебя подвел…

— Отвали, — сказал я ему беззлобно, — уже ничего не исправишь.

Тут ко мне и подошел Леха Афанасьев.

— Саня, — сказал он мне, — Миша сказал, что привезет комиссию с комбината, акт на тебя составят в трибунал.

— Да, — говорю, — он мне тоже сказал.

— Ты только не горюй, а я тебе помогу. Да и не будет тебе дисбата — не тот случай: жертв нет.

— Чем ты тут поможешь, — и я махнул рукой на скособоченный, изуродованный самосвал, — пристрелить его, что ли?

— МАЗу, конечно, кирдык, но от комиссии тебя отмажу. У нас на зоне был такой случай — отмазались.

— Как?

— Значит, так: у тебя кузов на правый бок скрючило? Подъезжай к моей мехлопате, я нагружу тебе только левый борт. Потом заедь правой стороной на косогор и приподними кузов, чтобы его сбросило на левую сторону. Так раму и выровняет. Правда, ее потом можно будет только выкидывать, но комиссии глаза замажем.

Короче, когда приехала комиссия из трех офицеров нашего комбината (главный механик, мастер ЛЗУ и начальник автоколонны), кузов МАЗа стоял ровно, поперечина рамы была вполне горизонтальна. Командиры страшно ругались на Мишу, обозвали его мудаком и похуже, потом уехали, пообещав ему большой сюрприз в ближайшую получку. И про Мишу опять пошла дурная слава пустозвона и балды.

МАЗ потом списали, потому что заклепки на его раме разошлись, рама гнулась и перекручивалась, как резиновая, лонжероны стали причудливой S-образной формы, кузов поминутно слетал с упоров набок. Но когда Миша пытался доложить об этом нашим командирам, обвиняя меня, его просто посылали подальше.

1981 год, Северная Карелия, гарнизон Новый Софпорог, 909-й военно-строительный отряд

Яуже откосил от каторги водителя самосвала и слинял на относительно спокойную работу помощника вальщика в лесозаготовительной бригаде. Не падайте со стула, читатели, пусть вас не поражает это заявление — работа на лесоповале легче, чем водителем самосвала. Кто служил там, где я, тот поймет. На втором году службы самосвалисты старались попасть на «людовозки» — машины для перевозки людей — или на хозяйственные машины. Но поскольку вакансий на этих местах на всех не хватало, то те, кому не повезло, уходили на лесоповал или на другие, столь же «завидные» места. На самосвалах работали только первогодки.