Крестовый отец - Александр Логачев

Смотровая тюремного лазарета вряд ли своим видом могла излечивать депрессию. Скорее уж усугублять. Позабывшие о малярной кисти, некогда белые стены. Шар плафона над головой позорился щербиной, типа как у Царь-пушки. На окнах напоминали о блокадных годах заклеенные бумагой трещины. Там, где встречается эмаль, там встречались и отколы на эмали. Шкафчики со стеклянными дверцами и полками были заставлены, главным образом, стаканчиками с палочками для заглядывания в горло и рулонами ваты. Допотопные, знакомые по школьным медкабинетам, шприцы выглядывали стертой градуировкой из ванночки для кипячения.

Воняло, как и положено, какими-то карболками. А у лепилы были добрые голубые глаза. Он носил усы и бакенбарды.

— Простите, а в каком виде частное лицо пожелает оказать помощь? — он был высок и поджар. Как-то сразу чувствовалась в нем забота о своем здоровье, пробежки, эспандеры, правильное питание. Трудно, правда, было распознать его возраст, где-то от сорока до пятидесяти с гаком. Но вот что точно его не красило, так это застиранный халат.

— Допустим, от юридического лица некой солидной организации — да вот хотя бы от трудящихся нефтеперерабатывающего комбината, почему нет? — подкатит машина с гуманитарной помощью. А в ней коробки с порошками и пилюлями самой важной необходимости.

В дверь сунулось небритое санитарское мурло:

— Александр Станиславович, тут один у меня назубок симптомы ранней стадии проказы перечисляет.

— Ну дайте ему что-нибудь, — доктор порылся в кучке разнокалиберных таблеток, — Это вроде бы глюканат кальция. Дайте ему глюканат кальция, — не вставая, угостил лекарь санитара, подождал, пока тот сроет, — Вот вы улыбаетесь, а мне на этого больного даже лень смотреть. Ну откуда в наших широтах проказа? О, это, кажется, трихопол! — доктор наткнулся в своих изысканиях на крупную жемчужину и откатил в сторонку, — Как и на все, на симптомы хворей есть своя мода. Раньше нитку в кале вымочат, проденут сквозь кожу, и в результате приличное загноение. А теперь каждый второй кричит «Доктор, у меня тропическая лихорадка!». Я знаю, что лучшее средство от таких симптомов — карцер. Но зачем? В этом мире и так много зла.

И такая у лепилы благостная рожа сделалась, что Шрам сразу захотел спросить, сколько доктор берет за койко-день в лазарете. А уж в том, что доктор стрижет копейку за всякие там веселящие микстуры, у Сереги не осталось сомнений даже на донышке селезенки.

— Так как насчет помощи от трудящихся?

— Весьма любопытно. — лепила, сложив руки на груди и чуть наклонив думалку набок, внимательно вглядывался в утреннего пациента. — Весьма. Я так скажу, нечего строить из себя гордых аристократов, нищему не пристало отказываться от милостыни.

Лепила, поигрывая хоботом стетоскопа, подошел к одному из шкафчиков, растворил его.

— Видите, — в длинных тонких пальцах распахнулась картонная коробка, обнажая дно с одинокой нетолстой пачкой таблеточных упаковок, стянутых черной резинкой. — Повседневно необходимый анальгин. Его запасы на весь следственный изолятор. Так что, голубчик, чтобы ни прислало сердобольное частное лицо, всему будем рады. Разве ваты не нужно, ваты хватает.

— Это за рекорды в области медицины?

На полке прижатые к боковой стенке шкафа подставкой для пробирок и повернутые на бок лежали дипломы. Били по глазам красные и синие цвета, выпуклость герба, печати и размашистые подписи.

— Что? Ах, это… — доктор проследил, на что указывает палец пациента. — Нет, нет, это мое. За стрельбу. Защищаю честь нашего исправительного учреждения на ежегодных соревнованиях. Убрать в рамочки и повесить на стены — как-то не того… неудобно, понимаете. Вот и лежат.

Хлопнула створка, звякнули стекла шкафчика, щелкнул, запирая дверцы, замочек.

— А вы, доктор, прямо сейчас накидайте списочек того, что до зарезу требуется, — подстегнул Сергей.

— Даже так? — искренне растащился доктор. — Премного любопытно. Ну что ж…

Лепила бросил взгляд на надзирателя. Полусонный дубак сидел на стуле у двери. И сразу было заметно, что тому по барабану — сейчас, часом позже, минутой раньше забирать и конвоировать заключенного. Служба идет, смена движется.

— Раз можно уже завтра помочь людям, — медработник быстро прошел к столу, сел и без проволочек начал споро заполнять оборотную сторону рецептурного бланка.

Лепила располагал к себе. Не корчил светило, не быковал, не воротил нос, типа, ты — уголовная мразь, буду я с тобой разговаривать, пшел отсель.

Хотя, окончательно уверился Шрам, конечно, тоже по уши замазан, типа лекарства налево толкает и марафет зекам отгружает. И что уж точняком на нем — списывать, когда просят, неприятных жмуриков на несчатные случаи и летальные исходы неизлечимых болезней. Иначе во «Вторых крестах» не припочковаться было бы.

— Разберете почерк медика?

— Разберут, — пообещал Шрам…

Серегу воротили в карцер. За спиной щелкнули отомкнутые браслетики — руки стали свободны. Рыкнула на кого-то в коридоре цепная псина. Теперь, пока его колбасят допросами, он «в почете», без псины не провожают. Четыре жмура мечтают следаки приплюсовать к безвременно срулившему на заупокой Филипсу.

Сергей сделал шаг вперед, потирая запястья. Провел ладонью по шершавой влажной стене. Ну, чисто шкура крокодила Гены. Потом Сергей Шрамов прижался лбом к холодной стене. Пока хорошо, как в пруду после баньки. Пока — потому что и из пруда не вынырнешь без труда.

Банька, пруд, водочка, печки-речки… Сергей вспомнил, и не вдруг, о своей матери. Правда, думки такие накатывали обычно под водку. Ведь не попрощался с ней по-человечески. Ушла мать, когда сын единственный отбывал на зоне. И хотя не за душегубство и не по позорной статье угодил сын за решетку, да и не редкость на Руси арестант в семье, но мать-то переживала сердцем. И это тоже раньше времени свело ее в могилу. И никакой уход за могилой (а Сергей нанял человека, чтоб следил, убирал, подкрашивал), не смоет ту вину. Тем более сам Сергей всего лишь раз после смерти матери выбрался в родные места.

Охладил лоб, остудил себя и оторвался от стены.

Образумить задумали. Перевоспитатели, бляха-муха. Только благодарность выносить за такое перевоспитание. К тому ж жирком он начал обрастать в последнее время. И вроде бы на тренажеры ходит, не меньше раза в неделю меряет гребками бассейн, а машина, жрачка от пуза, диваны-рестораны потихоньку сказываются. Конечно, кто спорит, «порево и жорево — это очень здорево», но жир на мясе совсем ни к чему. И вот прикатило счастье сбросить лишок.

Сергей упер пальцы в шероховатости стены и попытался столкнуть стену с места. Хорошее упражнение, чтоб напрячь всю телесную мышцу. Вдобавок не исходить же ознобной трясучкой.

Сергей поотжимался от стены до усталости. Потом перевел дух.

Ну чего, дух переведен, вперед. Отрабатывать бой с «тенью». Работать ногами только придется аккуратно, забрызгаться неохота. Значит, двигаться и думать. Думать, кто же подставил.