Фактор Мурзика (сборник) - Владимир Войнович

Гроб несли Вася Перепелкин, Игнат Шутов, Сеня Панченко и Вадим Друскевич. Была идея положить гроб в машину, но Вася предложил и другие согласились, оказать покойному особый респект и в начале пути пронести его на руках. И понесли: Вася, Сеня и Вадим на плечах, а Игнат – два метра восемь сантиметров росту – на согнутой руке, чтобы уравнять себя с другими. За ними двигался кадиллак, за машиной – поддерживаемая внучкой – Маргарита Максимовна.

Процессия приближалась уже к пересечению проспекта с Пролетарской улицей, когда дорогу ей преградила плотная шеренга православных активистов в темных одеждах и с темными же зонтами.

Шеренгу возглавлял стоявший в середине ее поп Виталий Пологин в черной рясе и серой каракулевой казачьей папахе с красным верхом. В левой руке он держал свернутый зонт, а в правой большой деревянный крест. При приближении процессии шеренга еще плотнее сомкнула свои ряды. Расстояние между стоящими и идущими быстро сокращалось. Православные стояли на месте и казались грозной неодолимой силой.

– Ребята, – вполголоса сказал Перепелкин, – кажется, нас собираются бить.

– Не дрейфь, Васек, – отозвался Игнат, – мы их тоже побьем.

– Нам их бить нельзя, – возразил Вася. – Их за нас оштрафуют, а нам за них припаяют срок.

Процессия была уже на расстоянии вытянутой руки. Это была державшая крест рука отца Виталия.

– Сгинь, нечистая сила! – тихо произнес Виталий.

Нечистая сила не сгинула, но остановилась.

– Куда путь держим, уважаемые? – вежливо поинтересовался батюшка.

– Что, не видите? – спросил Игнат.

– А что я должен видеть?

– Гроб.

– Гроб вижу. А кого, извиняюсь, хороните?

– Покойника.

– А, ну да, ну покойника, – сказал поп. – Это ясно, что покойника, а не живойника. – А покойник, позвольте поинтересоваться, он у вас какого рода?

– Мужского, – вышла вперед Алена.

– Мужского, – повторил поп одобрительно, как будто женского было бы хуже. – А все-таки к какому виду млекопитающих относится ваш мужской покойник и к какому подвиду и отряду, хотелось бы знать.

– А ни к какому, – сказал Перепелкин. – Покойник был индивидуалист и ни в какие отряды не вписывался.

Поп собирался еще какой-то вопрос задать, но тут из-за его спины выскочил его младший сын, тринадцатилетний отрок Яшка Череп, получивший такое прозвание, поскольку носил на плечах голову, стриженную под ноль, а череп имел особой конструкции, с большими внутренними наростами костной ткани, частично замещавшей слабую мякоть мозга. Это было у Пологиных фамильное. Старший брат Черепа Леха служил в ВДВ и на показательных выступлениях о собственную голову разбивал кирпичи. Череп, будучи тринадцати лет от роду, не очень хорошо учился в школе, но некоторым премудростям был научен своими ровесниками. И один из усвоенных им уроков говорил, что в случае групповой драки начинать надо с наиболее крупных противников. Сначала надо выбить из строя их, с остальными будет справиться легче. Поэтому он, еще когда стоял за батюшкой, выбрал своей первой жертвой высокорослого Игната. Выскочив из толпы, возглавляемой батюшкой, Череп ринулся навстречу Игнату Шутову и врезался ему в живот своим черепом. Удар этот был силой с летящее ядро. И от этого удара Игнат, этот великан и силач, согнулся пополам, свалился на бок и стал скрести ногтями мокрый асфальт, широко раскрывая рот, как выброшенная на гальку рыба. В процессе падения равновесие сильно нарушилось, гроб, слетевший с правой руки Игната, соскользнул с левого плеча Васи Перепелкина и пикирующим бомбардировщиком воткнулся в мокрый асфальт. Крышка, едва наживленная на шпильки, отлетела, и, к удивлению участников процессии, а также их контрагентов, из открывшегося гроба выскочил совершенно живой и даже как будто помолодевший, но в то же время и похудевший кот и с прытью, доступной только молодым и не слишком упитанным представителям семейства кошачьих, просвистел зигзагами между ног толпы, пересек дорожное полотно, тротуар и скрылся в ближайшей подворотне, не проявив ни малейшего интереса к дальнейшему развитию сюжета. Потом, когда страсти частично утихли, люди обсуждали чудесное воскресение Мурзика, выдвигали различные предположения. Одни говорили, что Мурзик не был убит, а от сильнейшего удара только впал в кому, из которой впоследствии вышел, известный ветеринар Оношко полагал, что речь шла о летаргическом сне, он также мог наступить в результате сильнейшего не только физического, но и нервного потрясения, но большинство склонялись к тому, что старый мертвый кот был подменен молодым и здоровым. Кем был подменен, никто не сомневался, а вот с какой целью, это также вызывало догадки, широко распространенные по социальным сетям. Чудесное воскресение кота настолько всех поразило, что участники обеих колонн сначала как завороженные стояли с раскрытыми ртами друг против друга, а потом Игнат, восставший из пыли и пришедший в себя, с криком «эх суки!» ринулся на Яшку Черепа и схватил его, автор просит прощения за вынужденную тавтологию, именно за череп. Но Яшкин череп, немедля вспотевший от страха, оказался неудержимым, как кусок мокрого мыла, и потому легко выскользнул из пытавшихся сжать его мощных пальцев Игната. Яшка юркнул обратно в ту толпу, из которой и появился. Игнат рванулся за ним, Яшку не догнал, но сбил с ног двоих, а третьего нокаутировал, и ряды православных, привыкших до того к отсутствию какого бы то ни было сопротивления, дрогнули и кинулись наутек. Раньше, когда не было вокруг понастроено столько заборов, они могли бы рассыпаться по дворам, но поскольку теперь все дворы оказались окружены собственными заборами, убегавшим ничего не осталось делать, как бежать по шоссе.

Тут с проспекта Энтузиастов на проспект Погребенько выбежала колонна марафонцев, и все эти три группы бегущих смешались в одну удивительную толпу.

1

В наш авиационный истребительный полк пришло письмо. На конверте, после названия города и номера части, значилось: «Первому попавшему». Таковым оказался писарь и почтальон Казик Иванов, который, однако, письмом не воспользовался, а передал его аэродромному каптерщику, младшему сержанту Ивану Алтыннику, известному любителю «заочной» переписки.

Письмо было коротким. Некая Людмила Сырова, фельдшер со станции Кирзавод, предлагала неизвестному адресату «взаимную переписку с целью дальнейшего знакомства». Вместе с письмом в конверт была вложена фотография размером 3×4 с белым уголком для печати. Фотография была старая, нечеткая, но Алтынник опытным взглядом все же разглядел на ней девушку лет двадцати – двадцати двух с косичками, аккуратно уложенными вокруг головы.

Письмо Алтынник положил в стоящий под кроватью посылочный ящик, где у него уже хранилось несметное количество писем от всех заочниц (числом около сотни), а фотографию спрятал в альбом, но прежде написал на обратной стороне мелкими буквами: «Сырова Людмила, ст. Кирзавод, медик, г. рождения —?». Потом достал из того же альбома свою фотокарточку размером 9×12, где он был изображен в диагоналевом кителе, со значком классного специалиста (чужим) и в такой позе, как будто именно в момент фотографирования он сочинял стихи или же размышлял над загадками мироздания.