Бунтарь ее величества - Андрей Гончаров

– А хочешь, я повеселю тебя, мон шер? – спросил Куракин. Он, друг детских игр Павла, знавший его уже много лет, был единственным из присутствующих (наряду с Натальей Алексеевной), кто обращался к цесаревичу на «ты». – Ведомо ли тебе, что твое имя звучит сейчас в пустынях Уральских гор? Мне докладывали, что восставшие казаки, эти сыны степей, заявляют, что хотят возвести на трон законного государя Павла Петровича. И даже их атаман, самозванец, провозгласивший себя «императором Петром Федоровичем», говорит, что власти для себя никакой не хочет, а хочет только свергнуть неправедную царицу Екатерину, чтобы передать власть Павлу. Мне так передавали. Каково?

Шевалье де Ружен, он же майор Дружинин, весь обратился в слух. Интересно, что ответит Павел? А еще интересней, откуда у придворного щеголя Куракина такие сведения? Углов ничего такого не говорил. При нем Пугачев не упоминал о Павле. Значит, посланец из Петербурга еще раз побывал на Яике?

– Ежели ты думал этой вестью меня повеселить, то ты плохо меня знаешь, – нахмурившись, произнес цесаревич. – Всякие новости о бунте мне глубоко противны. Я за то и осуждаю свою мать, что она допустила чернь до возмущения. Получить скипетр из рук злодеев, чьи руки запятнаны кровью невинно убиенных жен и дочерей дворянских? Да я скорее соглашусь сам погибнуть! И пусть никто не смеет мне предлагать ничего подобного! Слышите? Никто пусть не смеет!

И Павел грозно оглядел всех присутствующих. Взгляд его при этом ни на ком из них не задержался. А де Ружен как раз надеялся, что задержится. Тогда многое стало бы понятным. Но и так, без явных намеков, слова Павла многое давали. Стало быть, такие предложения ему делали? Интересно, очень интересно…

В начале апреля армия, посланная императрицей Екатериной Алексеевной для подавления казацкого возмущения и захвата самозванца, именующего себя императором Петром Федоровичем, стояла лагерем возле Бугульмы. Настроение в войске было приподнятое, особенно среди офицеров. Только что была одержана решительная победа над мятежниками у села Берды. Армия самозваного «императора» была полностью разбита, в ходе сражения Пугачев потерял до пятисот человек убитыми, столько же пленными, а также все пушки. С небольшим числом верных сторонников казацкий вожак бежал на восток, к Татищевской крепости. Вопрос полного разгрома восставших, пленения их атамана и окончательного усмирения края – это был только вопрос времени.

Того же мнения придерживался и командующий армией генерал Александр Ильич Бибиков. Александр Ильич имел все основания гордиться своими успехами. Едва миновал месяц, как он был назначен руководить войсками на Яике. В его подчинение были отданы весьма незначительные силы: всего 2500 солдат и 1500 кавалеристов. Между тем противник имел до трех тысяч всадников, причем всадников опытных, не раз бывавших в боях и хорошо знакомых с местностью. Тем не менее за минувший март Бибиков сумел пополнить свою армию за счет добровольцев из числа казанских и пензенских дворян, установить должную дисциплину и выступить в поход. И вот результат: войско мятежников полностью разбито. Александр Ильич имел все основания надеяться на милость императрицы и достойную награду, которую он получит за свой успех. Он планировал дать войскам еще один день отдыха, а затем выступить в погоню за самозванцем. Высланные им разведчики докладывали, что мятежные отряды находятся в растерянности, подкреплений не получают, их можно полностью окружить и добить.

7 апреля, вечером того самого дня, когда Александр Бибиков отослал государыне реляцию о своей победе и скором одолении самозванца, к Бугульме подъехали два всадника. Это были два офицера, один в мундире Преображенского полка, другой – Семеновского. «Преображенец» был щеголеват, молод, на лошади сидел слегка боком, а когда начинал говорить, в его речи проскальзывал польский акцент. Его спутник выглядел значительно старше, мундир у него был потрепанный, а внешность – неприметная. А в сгустившихся сумерках его вообще трудно было узнать.

Всадники без затруднений миновали цепь часовых и, подъехав к первым домам селения, остановили лошадей.

– Ну что, поручик, здесь мы расстанемся, – сказал «семеновец». – Вам ехать в лагерь, к генералу, мне – на восток, в Татищевскую крепость. Но моя поездка не принесет никаких результатов и все дело наше будет погублено, если вы не сможете сделать того, на что сами вызвались. Ваша миссия гораздо важнее моей!

– Не беспокойтесь, майор, я свое дело сделаю, – гордо ответил поляк. – И отомщу за кровь поляков, которую генерал Бибиков проливал весьма щедро!

– Ну, желаю успехов! – произнес майор, после чего тронул своего коня и растаял во тьме.

А поручик поехал дальше. Въехав в Бугульму, он спросил у первого встреченного солдата, где квартирует командующий. Возле нужного дома спешился и вошел внутрь. Дом этот принадлежал самому богатому местному купцу, а сейчас был отведен под штаб Бибикова, сам же купец со всем семейством перебрался в избу своего приказчика.

Приезжий миновал переднюю, завешанную шинелями, и оказался в следующей комнате, где возле закрытой двери сидел адъютант, и представился ему:

– Курьер из Санкт-Петербурга, от светлейшего князя Потемкина! Зовут меня князь Анджей Кульчицкий. Прибыл с пакетом для генерала Бибикова. Он у себя?

– Да, его превосходительство отдыхают, – ответил адъютант.

– Придется побеспокоить, – сказал Кульчицкий. – Пакет я должен передать немедля, таков приказ князя.

Адъютант скрылся за дверью. Спустя несколько минут он вышел и пригласил приезжего войти.

Князь Анджей вошел и оказался в просторной горнице, один угол которой занимала печь, украшенная изразцами. Здесь же стоял стол, за которым сидел командующий. Это был высокий человек сорока лет, склонный к полноте, с властным лицом.

– Ну, что за пакет? – нетерпеливо спросил он. – Давайте сюда.

Приезжий учтиво поклонился, шагнул вперед и подал Бибикову привезенные бумаги. Генерал сломал сургучную печать, развернул документы. Бегло просмотрел один, потом второй. Лицо его просияло радостью и торжеством. Он более внимательно прочитал оба документа, затем поднял на курьера глаза и произнес:

– Оказывается, это бумаги не от Потемкина, а от самой государыни! Она жалует меня за мои успехи званием князя Уральского, дарует мне имение на Волыни и двести тысяч рублей золотом. А в другой бумаге – распоряжение о производстве меня в генерал-аншефы! Замечательные вести вы мне привезли, князь!

– Да, содержание пакета мне было ведомо, – признался Кульчицкий. – Светлейший князь Потемкин поведал мне о том. А на словах велел передать вашему превосходительству, что государыня вами весьма довольна и после вашего возвращения в Петербург намерена еще больше наградить столь храброго воина. Как она намерена вас наградить, сие мне неведомо.

– Вот как? – сказал Бибиков. – Это приятно… это чудесно, черт побери! Такое событие надо отпраздновать. Поручик!

Адъютант заглянул в дверь.