Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля - Олег Шишкин

Таисья Белякова, медсестра, работавшая в Горках, вспоминала об идиллических встречах вождя и известного доктора: «Нередко в Горки приезжал дежурить Владимир Николаевич Розанов. С ним Ленин охотно отправлялся на прогулку либо сидел за столом, смеялся шуткам неистощимого на выдумки профессора.

В одно из своих дежурств Розанов поделился с Владимиром Ильичем, Надеждой Константиновной и Марией Ильиничной большой личной радостью. Ему как активному борцу за здоровье трудящихся был присужден диплом «Герой труда»24.

Розанов входил в узкий круг медиков, постоянно общавшихся с пациентом незадолго до смерти и знавших о его безнадежном психическом состоянии. И тем не менее он не раскрыл государственной тайны, что в глазах кремлевского руководства имело большое значение. Владимира Николаевича в числе десяти врачей допускают к составлению медицинского заключения о смерти Ленина, где впервые и был зарегистрирован необычный и зловещий «склероз изнашивания», разрушивший сосуды мощного мозга человека будущего. Этот же врач в 1924 году оперировал Сталина, которому удалил аппендицит и произвел резекцию слепой кишки25.

Владимир Николаевич в числе других штатных профессоров Кремля находился на особом счету у Оперативного отдела ОГПУ. Его проверяли и отслеживали все его действия, его родственники и друзья были хорошо известны советской секретной службе и в случае чего могли головой ответить за неудачную операцию. Авторитет Розанова, помноженный на особую близость к верхушке Кремля, сделал его главным консультантом больницы ОГПУ. Здесь он пользовался особым расположением всесильного Генриха Ягоды26.

Владимир Николаевич занимал видное положение в иерархии советских хирургов. Розанов был в курсе многих интимных проблем вождей СССР. В его отделении проходили лечение именитые большевистские больные. Это именно к нему в 1925 году приехали Сталин и Микоян с предложением срочно прооперировать наркомвоенмора Михаила Фрунзе, страдавшего язвенной болезнью желудка.

Одним из главных вершителей судеб высшей советской элиты с середины 20-х годов становится Лечебная комиссия ЦК. Это специфическое учреждение, которое занимается направлением на лечение по особому номенклатурному списку. Комиссия вызывает на консультацию к профессорам-специалистам партийных функционеров, и они получают исчерпывающую информацию о своем здоровье. В состав Комиссии входят серьезные врачи-профессионалы, но их заключение об обследовании и оперировании того или иного сановного пациента корректируется секретариатом Сталина.

Роль докторов, с точки зрения Иосифа Виссарионовича, была чрезвычайно высока. Если нужно было заставить своего политического противника на время покинуть Москву в самый выгодный для интриги момент, лучшего аргумента, чем сослаться на мнение светил науки, придумать не представлялось возможным. Ну а если враг не сдавался, в этом случае помощь хирурга или врача-анестезиолога становилась решающей. Особенно после того, как больного передавали Лечебно-санитарному управлению Кремля. Здесь уже происходило практическое воплощение в жизнь идей Сталина относительно будущего ценных представителей советской власти.

В соответствии с приказами по Управлению делами Совнаркома от 2 августа и 15 сентября 1922 года право на персональное лечение в Кремлевской больнице имели: «Наркомы и их заместители, члены ВЦИК, ЦК ЦКК РКП, Исполкома Коминтерна и проживающие вместе с ними члены семей; члены коллегий наркоматов, ЦК Союза молодежи, Президиума ВЦСПС, а также лица по списку, утвержденному ЦК РКП»27. Вся номенклатура находилась в поле зрения Лечебной комиссии и, следовательно, Сталина, который через секретариат ставился в известность о перспективных пациентах. Малейшие недуги могли быть поводом для очередной смертельной рокировки в Кремле.

Так произошло и с Михаилом Фрунзе, народным комиссаром по военным и морским делам. Он появился в Кремле некстати. В начале 1925 года, когда Лев Троцкий был снят с поста председателя Реввоенсовета и наркомвоенмора, на его место назначили нейтрального Фрунзе, прославившегося освобождением Крыма от Белой армии. Сталину удалось провести в Реввоенсовет преданных ему людей и окружить главного военного СССР своими ставленниками. Первым заместителей Фрунзе стал друг вождя — Ворошилов, поэтому вопрос о хирургическом вмешательстве для Фрунзе был фактически предрешен.

Лечебная комиссия стала внимательно следить за состоянием здоровья наркомвоенмора, и, как только, находясь на отдыхе в Крыму, он почувствовал головную боль и недомогание, к нему срочно выехали врачи-консультанты. Они настояли на немедленном возвращении в Москву и госпитализации. Медики обнаружили у пациента язву и предложили срочно сделать операцию.

Иосиф Гамбург, врач, знавший Фрунзе, так описывает поведение приговоренного перед казнью: «Пока шло исследование больного, он был спокоен, шутил и смеялся. Но вот прошедшие один за другим консилиумы видных врачей установили, что налицо явная картина язвенного процесса в области двенадцатиперстной кишки. Было решено прибегнуть к операционному вмешательству. С этого момента бодрое настроение покинуло Михаила Васильевича. На людях он держался спокойно, расспрашивал о делах и давал советы. Но, когда посторонних не было, он становился озабоченным, задумчивым»28.

Жертва пыталась упираться. Накануне операции наркомвоенмор отправил жене записку: «Я сейчас чувствую себя абсолютно здоровым, и даже как-то смешно не только идти, а даже думать об операции. Тем не менее оба консилиума постановили ее делать»29.

Все было тщетно: приговор обжалованию не подлежал. Чтобы окончательно сломить волю Фрунзе, вопрос об операции вынесли на Политбюро, и Иосиф Виссарионович вместе с заместителем Фрунзе Климом Ворошиловым стали самыми горячими сторонниками радикального лечения. Под жестким давлением партийных товарищей и двух консилиумов врачей с доктором Розановым во главе Фрунзе решился лечь под нож.

«Незадолго до операции, — вспоминает доктор Гамбург, — я зашел к нему повидаться. Он был расстроен и сказал мне, что не хотел ложиться на операционный стол. Глаза его затуманились. Предчувствие чего-то непоправимого угнетало его. Он попросил меня в случае неблагополучного исхода передать Центральному Комитету партии его просьбу — похоронить его в Шуе, где он провел лучшие молодые годы на революционной работе. Он любил этот небольшой провинциальный город с какой-то нежностью, и мягкая его улыбка озаряла его лицо, когда он рассказывал о своей жизни среди шуйских рабочих.

Я убеждал его отказаться от операции, поскольку мысль о ней его угнетает. Но он отрицательно покачивал головой: мол, с этим уже решено. Ушел я из больницы в тот день с тяжелым чувством тревоги»30.

Дальнейшее уже было делом техники. Накануне решающего консилиума Розанова вызывали к себе Сталин и Зиновьев. О чем был этот разговор — осталось тайной. И вот 29 октября 1925 года в 12 часов 40 минут началась историческая операция. Розанову ассистировали врачи Громов и Мартынов. Анестезиологом был выбран доктор Алексей Очкин. Для наркоза применялся эфир (60 г), и токсичный хлороформ (140 г). На операции присутствовали главврач кремлевской больницы Александра Канель, сотрудники лечебно-санитарного управления Кремля А.М. Касаткин, Л.Г. Левин и сам начальник Лечебной комиссии ЦК П.Н. Обросов.